Главная страница     Путешествие во времени

• 1-я часть

• 2-я часть

• 3-я часть

ЛУЧШАЯ КНИГА О ПОЛИНЕЗИИ ВСЕХ ВРЕМЁН И НАРОДОВ:
«МОРЕПЛАВАТЕЛИ СОЛНЕЧНОГО ВОСХОДА»
ТЕ РАНГИ ХИРОА (Гавайи)

Ч А С Т Ь 2.

ГЛАВА 8.

СЕРДЦЕ ПОЛИНЕЗИИ

МАТЕРЬ ЗЕМЛИ Гаваи'и стала ядром полинезийского мира. Отважные мореплаватели провели свои суда за неведомые горизонты в самое сердце Тихого океана. За это-то потомки оказали им высшую почесть, превратив древних мореходов в богов. Из мифологии и исторических преданий жрецы Опоа сплели свою богословскую ткань. Отцом богов считался Атеа (Пространство) или Те Туму (Источник), матерью— Папа (Основание земли) или Фа'ахату (Начало мироздания). Их детям были отведены особые сферы деятельности. Тане получил в свое ведение лес и ремесло, Ту — войну, Ро'о — мирную жизнь и сельское хозяйство, Та'ароа — мореходство и рыболовство, Ра'а — погоду. Однако наибольшим почитанием пользовался, несомненно, Тане. Ему приписывалось сотворение из земли первой женщины и порождение первых человеческих существ. С течением времени на некоторых островах архипелага Общества стало распространяться почитание других богов. Более поздние переселенцы, проникшие на своих ладьях за незнакомые горизонты в отдаленные уголки Полинезии, разнесли повсюду единообразное почитание отца — Неба, матери — Земли и их божественных детей, которые ведали различными явлениями природы и общественной жизни. На окраинах Полинезии, однако, сохранились
основы древней религии, с которыми позднее ознакомились по следующие поколения, Уже после того, как древняя религия распространилась даже на отдаленных островах, опоанские жрецы провозгласили Та'ароа верховным божеством. Его объявили творцом всех вещей, создателем не только своих божественных братьев и смертных людей, но даже и явлений природы. Поскольку самые знатные вожди и их советники-жрецы вели свою родословную непосредственно от Та'ароа, то невольно приходит в голову, что здесь именно и кроется причина особого почитания этого божества. Культ Та'ароа проник на некоторые соседние острова архипелага Кукаи Туамоту и, вероятно, на Мангареву, но дальше не распространился. На далекой Новой Зеландии и Гавайских островах Та'ароа сохранил свою первоначальную роль.
Между тем опоанские жрецы продолжали усложнять религию и сотворили сына Та'ароа по имени 'Оро. Этот новый бог был провозглашен верховным божеством большого храма Тапутапуатеа. Та'ароа был вынужден отступить перед своим сыном и перестал принимать непосредственное участие в мирских делах, чтобы распространить новый культ на Таити, хитрые опоанские жрецы образовали Союз странствуюших актеров – Ариои, который избрал Оро своим божеством-покровителем. Некоторые исследователи считали, что эта своеобразная организация являлась тайным обществом, вроде тайных союзов Меланезии. В действительности 'Ариои отнюдь не был тайной организацией: представлення происходили под открытым небом или в общественных зданиях, куда допускали как мужчин, так и женщин. Возможно, что 'Ариои представлял собой организацию, направленную на ограничение рождаемости, поскольку женщины — члены союза—
давали обет не иметь детей, а те из них, которые уже были матерьми, должны были умертвить свое потомство. Известно, однако, что в Европе актриса также не может позволить себе роскоши иметь детей, когда ей нужно выполнять подписанный контракт. Возможно, что и к таитянской актрисе относились с неодобрением, если она не могла из-за детей своевременно появиться на сцене. Поэтому, если все предохранительные меры оказывались тщетными, актриса вынуждена была убивать своего новорожденного ребенка.
Союз 'Ариои был могущественным средством пропаганды нового культа и вербовки его сторонников. О его деятельности можно судить по аналогии с деятельностью некоторых позднейших маорийских сект, которые обычно специализировались на лечении внушением или травами. Для всех этих сект характерна вера в мана (магическую силу), которой обладал их глава, якобы общавшийся с умершими предками. Глава секты и его последователи, среди которых были хорошие певцы и танцоры, странствовали от поселка к поселку. Они лечили больных и вербовали сторонников, при этом их угощали и вознаграждали за услуги Представления, устраиваемые членами секты, помогали вербовать паству лучше, чем все иные способы пропаганды. Подобно маорийским организациям, союз 'Арион правильно учитывал особенности полинезийской психологии.
Но не так-то легко оказалось обратить жителей Таити в новую веру: они упорствовали в приверженности к своему богу Тане. Между 'Оро и Тане разгорелась жестокая война. В конце концов Оро одолел Тане и был окончательно признан как верховное божество на всех островах Общества. На Таити был построен храм, который стал главным религиозным центром для почетателей нового божества. В честь храма на Опоа он был гоже назван Тапутапу-атеа. Тот факт, что 'Оро неизвестен на окраинах Полинезии даже в качестве сына Та'ароа, свидетельствует о том, что этот бог был создан в более поздние времена. Интересно отметить, что жители острова Раротонга имели весьма смутное представление о том, что происходило в Опоа. Когда в 1823 г. миссионер Джон Вилльямс прибыл к ним с Ра'иатеа, его спросили, все ли еще Коро ( Оро) властвует над этим островом. Некоторые верные почитатели Тане, отказавшиеся признать 'Оро, покинули некогда Таити и заселили окраинные острова архипелага Кука. Так нетерпимость в вопросах веры сыграла свою роль в заселении новых земель не только на Атлантическом, но и на Тихом океане.
Однако оставим жрецов, строивших козни на суше, и вернемся к соленым морским брызгам. Вслед за обожествленными предками были созданы полубоги. К их числу относятся уже упоминавшиеся Мауи и Ру. Мы уже встречались с Мауи раньше и встретимся с ним опять на различных морских путях, которые расходятся из Центральной Полинезии. Возможно, что Ру — мореплаватель и Ру, подпиравший небо, является одним и тем же лицом.
В таитянских преданиях и заклинаниях он выступает в роли отважного мореплавателя, который направил свое судно «Те Апори» к подветренным островам архипелага Общества. Согласно преданию, сестра героя Хина взобралась на колеблющийся над пенящимися волнами высокий нос судна и стала всматриваться в распростертый горизонт. Чувствуя, что земля уже близко, Ру пропел своему судну:

Я веду тебя,
Я влеку тебя к земле,
О мое судно, Те Апори

Смотревшая вперед Хина воскликнула: «О Ру, что это за земля поднимается над горизонтомр» Ру ответил: «Это Мауруа,
которая будет отныне великой навеки» (Мауруа, или Маупити,— маленький остров, расположенный к западу от Вавау, или Пора-пора).
Вскоре Хина заметила еще один остров, а Ру пропел:

Это Порапора; пусть он называется отныне
Порапора великий перворожденный.
Порапора с флотом, нападающим с двух сторон,

Порапора с такими бесшумными веслами,

Порапора с розовыми листьями,
Порапора — сокрушитель кораблей.

Порапора был первым вулканическим островом, который предстал перед полинезийцами, плывшими на юго-восток от
островов Гильберта, за что он получил название «перворожденный». В более поздние времена жители Порапора предпринимали морские набеги на соседние острова. Они совершали нападения в тихие ночи и чтобы заглушить удары своих весел, обертывали нх в древесную кору. Во времена Ру этот остров носил древнее название Вавау. Очевидно, желая приукрасить свое произведение, поэт сделал этого древнего героя свидетелем событий, происшедших фактически намного позднее.
Снова раздалось восклицание Хины, и Ру, поэт-мореплаватель запел:
Это Гаваи'и; пусть его именем будет:
Гаваи'и, восходящий а несравненной славе,

Гаваи'и, всегда готовый защитить свою честь.

Покинем Ру на Гаваи'и и от полубогов перейдем к героям.
Появление героев относится к эпохе, когда Центральная Полинезия была уже окончательно заселена и жрецы Опоа плели первые узоры полинезийской теологии. Герои человечнее полубогов, ибо относятся к более позднему периоду; их уже не обожествляют, хотя и наделяют чудесной силой. К героям относятся мореходы, совершавшие дальние плавания за пределы Центральной Полинезии. Великие открыватели новых земель героического периода делятся на четыре поколения: Хема, Тафа'и, Вахиероа и Рата. Ограниченность места не позволяет нам рассмотреть более одного цикла. Выше, в связи со строительством лодок, мы уже упоминали о Рате. Здесь мы обратимся к таитянскому преданию о великом плавании Раты и о событиях, которые его вызвали. В северной части Таити жил царь Туму-нуи. Его сестра Мамае-а-рохи вышла замуж за Вахиероа и родила от него сына по имени Рата. У Туму-нуи была дочь. Она вышла замуж за Ту-и-хи-ти, вождя далекой восточной земли Хити-ауререва. В положенный срок Ту-и-хити оснастил свое судно «Каре-роа» и вместе со своей женой возвратился на родину. Туму-нуи сильно затосковал по дочери и решил отправиться к ней, чтобы уговорить ее вернуться с мужем на Таити. Он построил большую ладью под названием «Матке-роа» и лодку «Матке-пото». Назначив временным правителем своего брата Иоре-роа, царь с отборной командой поплыл на восток.
Совершенно естественно, что древние мореплаватели рассказывали удивленно внимающим слушателям о многих трудностях, которые встречались на их пути. Позднее сказители олицетворяли различные препятствия и превращали их в чудовищ, наделенных магической силой.
В далеких восточных морях насчитывалось восемь таких чудовищ: Пу'а-ту-тахи — Одинокий коралловый утес; Ахифа-ту моана — Морское чудовище; 'Аре-мата-ророа — Длинная волна; 'Аре-мата-попото — Короткая волна; 'Анае-мое-охо — Рыбья стая; Тупе-'и'о-аху — Зверь с огнснной плотью; 'Оту'ха'амана-а Та'ароа — Журавль, наделенный магической силой Та'ароа; Пахуа-нуи-апи-та'а-и-те-ра'и — Гигантский моллюск'.
Все они встречаются в сказании о плавании Туму-нуи. Должным образом выполнив все обряды, которые должны были
предохранить его от различных опасностей, царь обрел веру в свою силу. В течение дня он благополучно миновал Коралловый утес, Морское чудовище, Длинную волну и Короткую волну. Вняв его мольбам, боги усмирили этих чудовищ. Но в облачную ночь он въехал прямо в раскрытые створки раковины Гигантского моллюска. Большая ладья и лодка были проглочены чудовищем. Жители Таити узнали от богов о судьбе своего царя.
Регент 'Иоре-роа решил разыскать останки своего брата и для этого снарядил в плавание большую ладью под названием «Туму-нуи-мате» и лодку «Меи'а-роа». Регент набрал команду смельчаков и, сопутствуемый Вахиероа, отцом Раты, пустился в путь. Предварительно он принес в жертву своему богу свинью.
Одно за другим встречались ему на пути Коралловый утес, Морское чудовище, Длинная волна, Короткая волна, Рыбья стая, Журавль Та'ароа и грозили поглотить ладью. 'Иоре-роа отвечал им, что принес в жертву свинью, и тем самым обезопасил себя от враждебной силы на воде и под водой. Тогда Коралловый утес и Морское чудовище пропустили его суда, Длинная и Короткая волны опустились под носом ладьи, Рыбья стая отошла в сторону. Журавль Та'ароа скрылся из виду. Однако Гигантский моллюск затянул корабль в свою зияющую пасть потому, что 'Иоре-роа слишком поздно крикнул ему, чтобы он посторонился. Между тем лодка «Меи'а-роа» отстала, и благодаря этому ее экипаж спасся и рассказал на Таити о случившемся несчастье.
Три царских брата 'Иоре-пото, 'Иоре-муму и 'Иоре-вава один за другим снаряжали суда и отправлялись в плавание, пытаясь отомстить за гибель царя, регента и их команд. Все они были также поглощены Гигантским моллюском. Так малолетний Рата стал царем Таити, а правление царством перешло в руки его матери Маемае-а-рохи. Она приказала своим подданным: «Возделывайте землю, разводите растения, пусть люди будут крепкими, пусть их потомство заменит тех, кто спит на морских дорогах». Пока страна богатела, Рата превратился в юношу огромного роста. Тогда царица решила, что настала пора отказаться от царствования и передать власть сыну. Чтобы отпраздновать принятие власти молодым царем, были устроены пир и охота на диких кабанов. Мать царя уговаривала сына ни в коем случае ие вмешиваться в состязание между двумя партиями, каждая из которых представляла по два округа из четырех округов царства. Но, несмотря на предостережения, Рата ринулся в гущу охотников на стороне одной из партий. Он сшибал с ног противников из другой партии, которые попадались ему на пути, а сила его была настолько велика, что поверженные либо были убиты, либо получили тяжелые ранения. Праздник кончился трагедией. Мать горько упрекала Рату за убийство подданных
и, несмотря на его раскаяние и слезы, решила отправиться со своей сестрой на отдаленную землю Хити-ау-ререва, чтобы навестить племянницу. «Тахири-а-вароваро-и-те-ра'и», большая двойная лодка, была спущена на воду и отправилась в плавание мимо длинной цепи атоллов архипелага Туамоту. По-видимому, команда выбрала такое направление, где не было морских чудовищ, и лодка благополучно достигла Хити-ау-реревы. Рата так глубоко раскаивался в своем проступке, что вернул себе расположение соплеменников. Он решил достать из чрева Гигантского моллюска кости погибших. Ремесленники доложили Рате, что лучшие деревья на равнине уже срублены для постройки судов его предшественников и что подходящий строевой лес он может найти только в горах. Нехватка строевого леса привела Рату во владения эльфов, к лесистым холмам и скалам, окутанным горным туманом. В главе 4 мы уже описали приключения Раты в стране эльфов.
Постройкой судна для Раты руководили выдающиеся мастера Туои-папапапа и Феуфеу. Когда строительство было закончено, мастера посвятили бечеву Та'ароа, и бог ниспослал проливной дождь, чтобы судно могло хлебнуть воды, как полагалось по обряду. Ладья получила название «Ва'а-и-ама». Горный ветер перенес судно по воздуху вместе с находившимися на его борту эльфами и осторожно опустил его на поверхность моря. Мечты об обещанном судне не давали Рате спать; он рано проснулся и спустился к берегу. Восходящее солнце перебросило великолепную радугу через облака, и под самой серединой дуги появилось волшебное судно в полном снаряжении, с невидимой командой на борту. Оно гордо вошло в лагуну, где опустило паруса, бросило якорь и стало ждать на борт своего земного владельца.
Располагая таким судном, можно было не сомневаться в успехе. Рате составил команду из отборных воинов и, прежде чем пуститься в путь, совершил необходимые жертвоприношения, возложив рыбу и кораллы на алтарь богов, населявших землю; затем в океанские волны были заброшены длинные ленты из лубяной ткани, чтобы умилостивить морских богов. Немедленно появились большие акулы и передали о благоволении морской стихии. За рулевое весло сел искусный кормчий по имени Хоапахи, что означает друг корабля. Качества кормчего вполне соответствовали его удачному прозвищу, и благодаря его умению судно благополучно обходило предательские рифы и преодолевало вздымающиеся волны. Все шло благополучно до тех пор, пока рулевой не воскликнул: «Смотрите, вот он, Гигантский моллюск!» Перед мореплавателями предстало ужасное зрелище. Верхняя створка раковины поднималась дугой высоко над горизонтом; нижняя была погружена в воду. Над нижней створкой и поверхностью покрытого рябью моря раскачивался багровый отросток громадного моллюска. Он злорадно ожидал приближения ладьи. Но Рата и его вооруженная команда гордо и бесстрашно стояли на носу корабля. Морская дорога привела их к конечной цели.
Когда корабль проскальзывал через край нижней створки, багровый отросток вытянулся вперед, подобно чудовищным щупальцам, и присосался к краям судна. Верхняя створка со сверкающей внутренней поверхностью и пилообразным краем, похожим на огромные зубы, стала грозно опускаться на судно. Но прежде чем раковина сомкнулась, Рата и его воины одновременно ударили копьями под багровый отросток вдоль внутренней поверхности нижней створки и перервали большую мышцу, которая скрепляла верхнюю и нижнюю створки. Огромная верхняя створка, вздымавшаяся над мачтой судна, неподвижно и бессильно замерла в воздухе.
Тело Гигантского моллюска было разрезано и в его недрах найдены непереваренные кости Туму-нуи и последовавших за ним братьев, а также тела матери Раты и сопровождавших ее моряков. Всего несколько часов тому назад, возвращаясь с Хнти-ау-ререва на Таити, они были проглочены Гигантским моллюском.
Тела были еще теплыми, и жрецы с помощью бога Та'ароа вернули их к жизни. Так между бессильнымн створками Гигантского моллюска повстречались живые и мертвые. Кости погибших и тела возвращенных к жизни были перенесены на стоявший поодаль корабль Раты. Воины своими копьями сдвинули огромного двухстворчатого моллюска с его коралловой подпорки.
Чудовище, издав булькающий звук. опустилось на дно океана. Никогда уже больше не будет оно угрожать путешественникам, бороздящим восточные моря, Рата возвратился на Таити. Он вернул народу царицу, передал кости мертвых плачущим родственникам, а сам отправился в плавание, чтобы освободить пути мореходов от поджидавших их врагов. Рата убил Морское чудовище, обитавшее на Коралловом утесе, после чего и сам Коралловый утес стал безвреден.
Затем Рата убил Зверя с огненной плотью и уничтожил Рыбью стаю. Журавль Та'ароа был опасен только для злых людей; поэтому он ласково приветствовал Рату, пролетев над судном, и скрылся в тихой лагуне. Больше его никто и никогда не встречал. Длинная волна и Короткая волна остались главными препятствиями на великих океанских путях и поныне подвергают испытанию искусство мореплавателей.
Чтобы истолковать легенду, возвратимся на сушу и отметим изменения, которые произошли в социальной организации. В полинезийском обществе семья управлялась старшим мужчиной, а наследовал ему старший сын. По мере того как семья превращалась в более широкую родственную группу, старейшина становился вождем. Власть вождя росла вместе с увеличением численности населения, подчинявшегося ему в мирное и военное время. Разросшаяся семейная группа развилась в племя. Для повышения престижа вождю стало необходимо вести свое происхождение от древнего рода. О вождях и племенных предках складывались исторические предания; устанавливались социальные церемонии. Правящий в Опоа род претендовал на старшинство над всеми остальными родами архипелага Общества, и его притязания были удовлетворены. Членов этого рода стали почитать как богов. По требованию вождей, человеческими жертвоприношениями богу 'Оро отмечались рождение наследника и различные периоды его юности, до тех пор пока его не облачали в почетный пояс из красных перьев в храме Тапуапу-атеа. Красные перья длиннохвостых попугаев стали знаком отличия верховных вождей и богов. С течением времени изображения богов из дерева стали делать только жрецы, которые наряжали фигуры, затейливо оплетая их лыком кокосовой пальмы. Богов обвешивали шнурами из кокосовых волокон, к концам которых были прикреплены красные перья. Подобное изображение великого 'Оро хранится в Британском музее. Этот великолепный образец полинезийского мастерства умер духовно, потому что уже давно пропали красные перья, которые были символом божественности 'Оро. Члены царской семьи на Порапора носили пояса из желтых перьев. Это означало, что по происхождению они уступают царскому дому на Ра'иатеа.
Взаимные браки способствовали тому, что оба типа поясов распространились среди вождей таитянских родов. Таити превосходил соседние острова по природным богатствам и плотности населения. Его вожди становились все более могущественными. Поэты изменили плебейское название острова Таити на Таити-нуи-море'аре'а, что значит Великий Таити в золотом тумане.
Одновременно с развитием религии и укреплением социального строя усовершенствовались искусства и ремесла. Развитие строительства морских лодок было описано в главе 4. За Ратой последовали другие мореплаватели. Они возвращались на родину с рассказами о своих открытиях и указывали направления, по которым следовало плыть к новым землям. Открыватели земель плыли вперед, ориентируясь по новым звездам неведомых горизонтов, но они постоянно оглядывались назад на звезды родины, и когда случался попутный ветер, они возвращались к исходным местам.
Среди мореплавателей более позднего периода выделяются Хоно'ура и Хиро. По преданию, Хиро родился на Гаваи'и, откуда его отправили на воспитание к деду со стороны матери Ана, жившему на Таити. Его не приняли в школу, потому что он был слишком мал, но жажда знаний была у Хиро так велика, что мальчик забирался на крышу школы и оттуда слушал и запоминал все, о чем рассказывал детям его дед. Хиро прославился не только своими морскими приключениями. Ему приписывается сооружение первого судна из досок, заменившего выдолбленный челнок.
Рассказы об открытиях новых земель приводили к заселению соседних островов; в течение некоторого времени между новыми колониями и Гаваи'и поддерживалась связь. Теуира Генри утверждает, что полинезийские колонии делились на две группы. Первая называлась Ао-теа (Светлый мир), вторая — Ао-ури (Темный мир). Во главе каждой группы стоял верховный жрец, которого величали соответственно Па'оа-теа 'и Па'оа-урн. Обе группы заключили между собой Дружественный союз. С различных островов в Опоа съезжались паломники, чтобы совершать жертвоприношения богам в храме Тапутапу-атеа. Совершение священного ритуала сопровождалось грохотом огромного барабана Та'и-моана (Звуки моря). Однажды во время богослужения, если верить преданию, возникла ссора и были убиты оба верховных жреца. Люди в смятении возвратились на свои острова На этом кончилась связь между далекими колониями и родиной.
На Раротонге еше сохранилась память о Дружественном союзе. Когда Джон Вилльямс заехал на этот остров с Ра'иатеи, раротонганцы расспрашивали его, почему жители Ра'иатеи убили верховного жреца Па'оа-теа и что случилось с великим барабаном Танги-моана (Та'и-моана).
Через некоторое время после открытия новых островов в пределах Полинезии началось переселение с центральных островов на окраинные. Оно было вызвано, с одной стороны, ростом населения, а с другой — неизбежной борьбой вождей за власть. Походы обычно организовывались и возглавлялись младшими членами правящих семей, чье честолюбие не удовлетворялось второстепенным положением на родине. Используя свое общественное положение, они сооружали большие суда и набирали команду отважных мореходов. Их обычно сопровождали жрецы, искусные в морском деле и хорошие знатоки преданий, сложившихся ко времени отплытия. Изучение религий и традиций далеких колоний, вроде Гавайских островов и Новой Зеландии, приводит нас к выводу, что полинезийцы начали расселяться уже после того, как в Опоа были разработаны первые образцы богословия, а рассказы о приключениях Хема, Тафа'и, Вахиероа и Рата уже обросли вымыслами и превратились в легенды.
Период особенно активной колонизации, по-видимому, продолжался с XII по ХIV в. Колонизация происходила не в виде единовременного массового переселения, а путем медленного и разновременного просачивания на отдельные острова небольших партий, прибывающих на нескольких лодках. Бесспорно, что Маркизские острова были заселены также в отдаленные времена, ибо они превратились во вторичный центр расселения. Дерзновенные мореходы предпринимали оттуда плавания на восток и колонизовали Мангареву и остров Пасхи. Возможно, что Маркизские острова служили также временным пристанйщем для некоторых переселенцев, по крайней мере для тех, которые направляли свой путь на север, к Гавайям. Разумеется, переселенцы, отправляясь на самые отдаленные острова Полинезии, запасались на родине не только одними мифами, легендами и обычаями, но и везли с собой также большое количество съедобных растений, а также домашних животных. Это обеспечивало им создание экономической базы на новом месте. Более поздние колонисты нередко обнаруживали, что некоторые острова были уже заселены их соплеменниками. Вначале между обеими группами переселенцев возникали столкновения, но со временем они смешивались и образовывали единые племена.
Так новая культура распространялась из Гаваи'и, этого сердца Полинезии, на самые отдаленные острова. Ее переносили смелые мореплаватели, по звездам направлявшие свои корабли к тихим гаваням. Но многих таких же мужественных и верящих в свою звезду моряков дороги завели лишь в пустынные моря.
Эти неудачники спят под этими морскими дорогами, по которым они странствовали так безуспешно. Если когда-нибудь море возвратит свои жертвы, сколько полинезийских моряков строем выйдут из морских глубин на звук раковины-трубы, зовущей их на последнюю перекличку! Само число их будет свидетельствовать об отваге тех, кто дерзал, но так и не смог достичь земли. Не людские песни слышатся им; они внемлют лишь монотонному реквиему моря и понимают его язык.

ГЛАВА 9.

ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ПУТЬ

КАК ПОВЕСТВУЕТ предание, Ру был одним из тех мореплавателей, которым удалось ухватиться за счастливую спицу в колесе фортуны. Жил он на 'Аваики (Гаваи'и). Убедившись, что родная его местность слишком перенаселена, он собрал всю свою семью и сказал: «Я вижу, что долина уже переполнена и даже в горах стало слишком много людей. Я нашел звезду, которая светит над новой землей, и эта земля станет нашей счастливой родиной». Была построена и нагружена припасами большая ладья, которую назвали «Те Пуа-арики». Кроме своей семьи и близких родственников, Ру для заселения острова свосй мечты отобрал еще 20 молодых женшин знатного происхождсния. Когда в 1926 г. я посетил остров, который по преданию был открыт Ру, в одной деревне был устроен пир в честь меня и моей жены. В заключение вождь, который руководил пиршеством, сказал: «Вы кровь от крови и кость от кости нашей. Выслушайте рассказ о нашем предке Ру». Под звуки барабанного боя и хоровое пение мимо нас прошла процессия из 20 молодых женшин с веслами. Они выстроились по обеим сторонам листьев кокосовой пальмы, привязанных концами друг к другу и изображавших большую ладью. На ее носу несли вахту четверо мужчин, исполнявших роли братьев героя; сам Ру с замужними гостьями находился на корме. Он ориентировался по своей звезде и управлял лодкой с помощью рулевого весла. Хотя лодка и оставалась неподвижной, но удары весел создавали впечатление, что она быстро несется вперед по неведомым морям и под незнакомыми небесами. Вдруг один из наблюдателей отпрянул назад и с волнением доложил Ру, что на пути находится водоворот, который может поглотить лодку. Изображая тревогу, команда перестала грести. Но Ру гордо воскликнул: «Или я не Ру, опоясанный алым поясом, который приличествует вождям, и познавший все вещи воздуха и моря? Мы не погибнем. Гребите дальше!». Наблюдатель возвратился на свой пост, и приободрившаяся команда продолжала грести в такт песне.
Позднее, когда были замечены скала и водяной смерч, Ру вновь ободрил свою команду речью и тем вернул ей спокойствие. Роль Ру исполнял наш поваренок, но пока шло представление, я забыл о его скромной профессии — настолько хорошо изображал он близких ему по духу предков-мореплавателей. Хор возвестил о том, что разыгрался шторм. Небо затянулось тучами, и Ру потерял из виду свою путеводную звезду. Буря продолжалась три дня и три ночи. И только тогда обратился Ру к помощи Тангароа, бога Океана. Стоя во весь рост на корме ладьи, Ру поднял вверх правую руку и торжественно воззвал к своему богу:
О Тангараа, в безбрежном пространстве
Разгони ты дневные тучи,
Разгони ты ночные тучи,
Пусть увидит Ру заезды на небе,
Чтобы привели они его в страну его желаний.

Тучи рассеялись, и засверкали звезды. Славное судно «Пуа-арики», направляясь по звезде Ру на юго-запад, пристало к Аитутаки, самому северному острову архипелага Кука. Интересно отметить, что Ру не просил бога благополучно высадить его на остров, к которому он так стремился. Герой стремился только к одному: снова увидеть свою звезду. В жилах Ру текла кровь мореходов, и он чувствовал в себе достаточно силы, чтобы самому справиться со всеми остальными трудностями. Вера предводителей в собственные силы вселяла бодрость в членов команды.
В подлиннике вступительные строчки заклинания Ру звучат так:
Тангароа и те тити,
Тангароа и те тата.
Записывая эти слова, я мысленно переводил их: «Тангароа в тити, Тангароа в тата». Это показалось мне бессмысленным набором звуков. Обернувшись к старшему из присутствующих, я спросил его: «Что означают тити и тата?» Старик поднялся, обвел рукой весь горизонт и, указывая наверх, ответил: «Это!» Заметив мой недоумевающий взгляд, он спросил: «Разве мы можем подыскать для этого слова? Разве тити и тата хуже остальных слов выражают то, чего мы не можем передать?» Я сообразил, о чем идет речь, и пробормотал по-английски: «Безбрежное пространство». «Что?» — спросил старик, «Да,— ответил я,— Тангароа в тити, Тангароа в тата. Это нельзя выразить другими словами».

Как уже упоминалось по другим преданиям, остров Аиту-таки первоначально был прикреплен ко дну моря с помощью узловатой лозы. У рыбы-острова Таити были в свое время перерезаны жилы, чтобы не дать ей возможности уплыть. Раротонга в старину называлась Пуку-тере (Плавающий остров), якобы потому, что этот остров плавал в различных направлениях, пока богиня Ари не снизошла на него и не закрепила его основание.
Все эти предания являются отзвуками той романтической эпохи, когда древние полинезийцы, исследуя Тихий океан, открывали новые острова. Фактически иллюзорные острова плавали в безбрежном море фантазии до тех пор, пока мореходы не превратили их в реальную действительность и тем самым не закрепили их географического положения.
Вслед за знаменитой ладьей Ру другие мореплаватели также повели свои суда на юго-запад. Отклоняясь от прямого пути, они открыли острова Атиу, Мауке, Митиаро, Мангайа и Раротонга.
Через несколько столетий капитан Джемс Кук вновь открыл те же самые острова и назвал их островами Гервея в честь первого лорда британского адмиралтейства. Позднее они были официально переименованы в острова Кука. Этот архипелаг управляется новозеландским правительством через комиссара-резидента на острове Раротонга.
Первым тропическим островом, который я посетил, был Раротонга. В 1909 г. я был членом новозеландского парламента от Маорийского избирательного округа. Чтобы увеличить свое скудное жалованье, я добился во время каникул командировки на Раротонгу. Там я должен был помочь местному чиновнику в борьбе с эпидемией тропической лихорадки. Мне никогда не забыть первого впечатления от аромата тропических растений, от вида пышной листвы и всего живописного пейзажа. Я навсегда запомнил необычайные лодки с балансиром и дома, крытые панданусом; но особенно запечатлелись в моем сознании приветливость, радушие и искреннее гостеприимство красивых туземцев с коричневой кожей. Они приходятся родней моему народу. Их диалект напоминает маорийский, так как он сохранил звуки «k» и «ng» подобно моим соплеменникам, раротонганцы произносят h» без придыхания.
В первый же день, когда я проходил по главной деревне, два почтенных вождя преградили мне путь и проводили меня на веранду своего дома, который находился неподалеку. Вокруг меня собралась улыбающаяся семья. Все пожимали мне руки и приветствовали словами: «Киа орана!» (Да будет с вами доброе здоровье!). Передо мной поставили деревянную тарелку с очищенными зелеными апельсинами и молоко кокосового ореха. Я позднее узнал, что один из стариков, с которым я разговаривал, был потомком древнего рода верховных жрецов. Он протянул мне кокосовый орех со словами: «До сих пор на Новой Зеландии вы пили воду из земли, а здесь, на родине своих отцов, вы выпьете воду из дерева». С того дня я выпил немало кокосовых орехов на разных островах Тихого океана, но этот первый глоток, сделанный под дружелюбным взглядом старого жреца, был чем-то вроде возлияния в честь теней моих предков.
Я уже встречался раньше со многими раротонганскнми вождями, когда за два года до моего посещения Раротонгн они приезжали на Международную выставку на Новой Зеландии. Мы жили вместе в показательной маорийской деревне, куда я был назначен санитарным врачом. Теперь мои старые друзья и некоторые другие вожди, соперничая друг с другом, устраивали празднества в честь меня и моей жены. Верховный вождь (арики) из деревни Ароранги прислал за нами своего сына. Он приехал в четырехколесном экипаже, увенчанном балдахином с каймой из кисточек. В экипаж была запряжена всего одна лошадь. Сбруя пришла в ветхость, и кожаные постромки были заменены веревками. Небольшая лошадка нашла, что все втроем мы слишком тяжелы. После некоторого вразумления длинной палкой она, наконец, резко рванула, чтобы сдвинуться с места. Веревочные постромки лопнули, и мы остановились. Сын вождя выпрыгнул из экипажа и обследовал порванные веревки. Они оказались слишком коротки, их нельзя было связать.
Новозеландские маорийцы удивляются тому, что необходимый для всевозможных скреплений лен еще неизвестен их родичам. Я недоумевал, что же будет делать наш провожатый. Без малейшего колебания он вынул из задка экипажа большой нож для расчистки кустарников и направился к одному из деревьев.
местной породы хибискуса, которые росли вдоль дороги. Надрезав ствол высоко от земли, раротонганец отодрал длинную и широкую полосу коры, с помощью которой соединил концы постромок, и мы поехали дальше. Так я узнал, что жителям вулканических островов кора дикого хибнскуса заменяла лен маорийцев.
Пища для празднества была заготовлена семьей вождя и его подданными, которые платили за право пользования землей частью урожая. Для пира были запасены сладкий картофель, ямс, таро, плоды хлебного дерева, бананы, кокосовые орехи, домашняя птица, свиньи и рыба. Предназначавшаяся для трапезы пища шла непосредственно в земляные печи, а остаток складывался грудой, чтобы создать впечатление изобилия. Заранее в обертках из листьев приготовили разнообразные пудинги из толченого таро и плодов хлебного дерева, смешанных с кремом из кокосовых орехов. По приезде в деревню мы застали живописную сцену: все деревенское население было разукрашено гирляндами из цветов и ароматных листьев. Наши шеи они также немедленно обвили самыми лучшими венками. Вокруг толпились люди; они протягивали нам руки и с улыбкой приветствовали нас: «Киа орана». В былые времена они, наверное, прижали бы свои носы к нашим. Я протянул свой нос для приветствия, к которому привык на родине, но ответного движения не последовало. Повсюду в тропической Полинезии уже отказались от древней манеры здороваться; я был в одно и то же время и разочарован и обрадован этим.
На наших глазах с дымящихся печей быстро сняли покрывавшие их листья, и под ними открылись свиные туши, целиком зажаренные на горячих камнях. Перед грудой сырой пищи на земле расстелили листья кокосовой пальмы и бананов. На них положили зажаренные туши свиней и прочие блюда, вынутые из печи. Оратор вождя, стоя возле груды припасов, обратился ко мне со следующей речью: «Вот печь для приготовления пищи верховного вождя Тиноманы и его народа. Здесь свиньи, птица, рыба, здесь сырое таро, плоды хлебного дерева и другая еда.
Все это — в честь вашего приезда». Указывая на каждый род пищи, он называл его. Он продолжал: «Мы с вами одного происхождения. Мы приветствуем вас как родственника на той земле, через которую прошли ваши предки, направляясь на юг. В ваши руки мы передаем всю эту еду». Раротонганский диалект очень похож на новозеландский.
Я поднялся со всем достоинством, на которое только был способен, в соответствующих выражениях поблагодарил за оказанную честь и произнес нараспев маорийское заклинание. Это произвело на раротонганцев впечатление, хотя они не все поняли. Свою речь я закончил словами: «Разделим же пищу, чтобы съесть ее сообща, как и подобает людям одной крови». Свинину разрезали на отдельные порции. В каждой полинезийской общине имеются особые специалисты, умеющие делить пищу на порции, так что каждая семья получает положенную, ей долю. Затем все принялись за трапезу, а оставшуюся пищу каждый должен был унести себе домой вместе со своей долей сырых продуктов. После того как мы поели. послушали песни и полюбовались танцами,— все, что мы не доели, было положено в экипаж, который отвозил нас домой. На одном пиру я забыл традиционные заключительные слова ответной речи. Воцарилась мертвая тишина. Тягостное ожидание затягивалось. Оратор вождя тихо подошел ко мне и прошептал: «Мы положим всех жареных свиней и всю еду в вашу повозку, таково ваше желание?» С чисто полинезийским радушием они поспали бы мне домой все съестные запасы, заготовленные для пиршества, если бы я не отказался. Я быстро поднялся с таким видом, будто и не думал усаживаться, и произнес забытые слова: «Разделим же пищу, чтобы съесть ее сообща!»
Я несколько отклонился от темы, надеясь, что мои первые полинезийские впечатления помогут читателю понять, почему 18 лет спустя я отказался от медицины и поступил в музей Бишопа, который приступал к исследованию Полинезии. Только через 20 лет после первого посещения Раротонги мне удалось побывать на всех островах архипелага Кука.
Сведения о заселении островов Кука мы черпаем уже не из мифов и легенд, а из устных исторических преданий. На каждом острове хранится свое предание о первых открывателях земель и о тех, кто последовал за ними. После того как Ру открыл остров Аитутаки, вслед за ним отправились в плавание Те Эруи и его брат Матарека. Те Эруи плыл на судне «Вирипо», которое во время шторма потеряло мачту. Мореплаватель был глубоко озадачен тем, что ураган разыгрался в такое время года, которое, как ему было известно, наиболее благоприятствовало глубоководному плаванию. Возвратившись на 'Аванки,' он решил выяснить у жреца причину своей неудачи. Лукавый жрец спросил: «А как ты назвал свое судно?» «Вирипо», — отвечал Те Эруи.
«Ну вот,— сказал жрец,— в этом-то и заключена причина твоего несчастья! Ты должен был бы назвать какую-нибудь часть своей ладьи по имени бога». Те Эруи соорудил другое судно, дав ему имя Те Ранги-пае-ута, и, следуя советам того же жреца, назвал две мачты в честь богов Тангароа и Ронго. Таким образом паруса были обеспечены поддержкой богов и Те Эруи вторично отправился в плавание. Он высадился в западной части острова Аиту-таки. Там он встретил потомков Ру, которые сказали ему; «Эту землю открыл Ру и оставил ее детям своих детей. Перед тобой лежит пурпурное море 'Иро. Плыви дальше и ищи свою землю». Но Те Эруи, убив местных жителей, силой высадился на острове.
Своим знаменитым теслом Хаумапу, он якобы вырыл пролив через риф, которым окружен остров, чтобы его корабль смог проникнуть в лагуну. Этим проливом на Аитутаки и двумя проливами на Раротонге пользуются в настоящее время китобойные суда, посещающие острова Кука. В наши дни они представляют большое удобство для швартовки и погрузки кораблей.
Вполне понятно, что жители Аитутаки, гордясь своим предком Те Эруи, приписывают ему в качестве подвига создание пролива на благо своему острову.
Третьим предком-мореплавателем, переселившимся на Аитутаки, был Руатапу, который ранее пытал счастье на многих островах.
Во время своего долгого плавания он не раз менял название судна; к тому времени, когда он прибыл на Аитутаки, судно называлось «Туеху-моана» (Морские брызги). По преданию, Руатапу привез на остров кокосовую пальму и гардению. Последняя известна здесь под именем «тиаре маори». Место, где он якобы впервые посадил этот цветок, и до настоящего времени называется Тиаре (Цветок). В то время островом правил вождь Таруса, и Руатапу завязал с ним дружественные отношения, втайне раздумывая над тем, как бы самому стать вождем. Он разбудил любопытство Таруса рассказами о виденных им островах и убедил верховного вождя принять участие в морском путешествии, чтобы полюбоваться на прекрасных женщин других островов. Каждый из них снарядил большую ладью, но Руатапу с умыслом отправился в плавание, когда другая лодка не была еще готова. В ответ на просьбу Таруса подождать его, чтобы отплыть вместе, Руатапу сказал: «Я направляюсь на Раротонгу и буду встречать тебя там на берегу». После этого Руатапу отъехал на противоположную сторону небольшого острова Ма'ина, откуда наблюдал за Таруса. Заметив, что его судно отплыло от берега, Руатапу намеренно опрокинул свою лодку. Вскоре после этого появился Таруса. Руатапу попросил его подождать, пока он приведет в порядок ладью. На это Таруса ответил со злорадством: «Нет, я поеду на Раротонгу и буду встречать тебя там на берегу». Руатапу подождал, пока Таруса скроется из виду, а затем возвратился на Аитутаки, где и захватил власть. Таруса же случайно обнаружил атолл Тонгарева (Пенрин) и поселился на нем. Его имя включено в генеалогии этого острова. Сравнение генеалогий и преданий Новой Зеландии и островов Кука показывает, что Руатапу жил около 1350 г. нашей эры, то есть в то время, когда совершались уже последние путешествия на Новую Зеландию. Между тем из родословных острова Аитутаки следует, что Те Эруи жил за три столетия до этого периода, а Ру — еще раньше. Хотя потомки этих трех предков вступали между собой в брак, группы, которые ведут прямое происхождение по мужской линии от каждого из них, составляют отдельные племена и живут в различных деревнях. Во время празднеств каждая деревня устраивает представления, в которых изображаются эпизоды из устных преданий о жизни своего предка.
Так, во время моего пребывания на острове потомки Ру инсценировали эпизод «плавание Ру», потомки Руатапу разыгрывали сцену «Ссора на рыбной ловле между Руатапу и его сыном Кирикава», а потомки Те Эруи исполняли «Песню тесла Хаумапу». Никому из жителей не может прийти в голову устраивать представление из жизни чужого предка. Даже сюжеты, не основанные на исторических преданиях, признаются собственностью отдельных деревень.
В одной деревне я расспрашивал о ходулях. Мой информатор ответил: «Ходули». Да, у нас есть ходули, но они составляют собственность деревни Ваипае. Когда вы будете в Ваипае, спросите у жителей. Они исполняют пляску на ходулях». Позднее в Ваипае я снова спросил о ходулях. «Да,— ответили жители,— у нас есть ходули. Мы исполняем пляску на ходулях. Вы хотите посмотреть на нее?» «Конечно, хочу»,— ответил я. Мужчина средних лет быстро подошел к большому барабану европейского образца, но местной работы, подвешенному к крыше открытого навеса. Он ударил в барабан и закричал; «Хо, ходульные плясуны! Идите сюда танцевать для нашего гостя». Появилось четверо молодых мужчин с ходулями в руках. В ряд были поставлены четыре ящика. Взобравшись на свои ходули с ящиков, танцоры проделывали разнообразные движения под звуки большого барабана и маленького деревянного гонга. Они прыгали на одной ходуле, вертелись, щелкали ходулями одна о другую, становились на ящики и изображали разные походки, а потом снова соскакивали на землю и проделывали целую серию правильных движений, слаженных с музыкой. Ходули были распространены по всему острову, но в деревне Ваипае впервые стали исполнять публичные пляски на ходулях. Поэтому жители Ваипае получили авторское право на пляску, причем его охранял не закон, а прирожденная вежливость.
Ближайший к Аитутаки остров Атиу был заселен выходцами из центральной части 'Аварки. Первых переселенцев привезли сюда Марири и его младшие братья: Атиу-муа и Атиу-мури. Их отцом был Тангароа, которому присвоен эпитет «Источник, не имеющий отца» (Туму-метуа-коре); этим намекается на божественное происхождение как самих предков, так и их потомства. Марири присвоил острову название Энуа-ману, что значит страна насекомых, чтобы подчеркнуть, что до него на острове не было человеческих существ. Согласно наиболее надежным генеалогиям, первое заселение острова произошло около 1300 г. нашей эры. Несмотря на то, что современные жители включают в свои генеалогии как одного из предков Марири, главная линия ведет происхождение от Атиу-муа; в его честь название острова было впоследствии изменено на Атиу.
Примерно в это же время был заселен и остров Мауке. Жители считают первым переселенцем на этом острове предка по имени Уке, дочь которого вышла замуж за сына Атиу-муа. Предки приплыли на больших ладьях из центральной части 'Аваики. Атиуанцы были грозными воинами. Примерно в 1820 г. нашей эры они завоевали соседние острова Мауке и Митиаро. Для защиты от метательных камней во время боя они надевали веревочные шлемы спирального плетения. Во время моей экспедиционной работы в 1929 г. несколько атиуанцев показали мне свои военные фамильные шлемы и живо описали обстоятельство, при которых они сослужили службу в последний раз. «Однажды на остров Митиаро в большой ладье прибыл таитянский воин, который был радушно принят местным населением. Таитянин стал подстрекать жителей Митиаро вызвать на бой нас, воинов Лтиуа. Он научил их строить оборонительные укрепления на возвышенной внутренней части острова, посреди коралловой скалы Макатеа. Когда в ответ на вызов наши военные лодки приплыли на Митиаро, воины обнаружили, что деревни опустели. Однако наши разведчики вскоре отыскали каменную крепость в центре Макатеа. Разделившись на три группы по числу правящих верховных вождей Атиу, воины немедленно бросились в атаку. Почетное место в центре занимал отряд, возглавляемый военным вождем Ронго-ма-тане. В скале Макатеа было слишком много острых выступов, и атиуанцы не могли взять крепость стремительным натиском. Положив на острые выступы свои длинные палицы из железного дерева, мы поползли по ним.
Когда воины достигали конца своих палиц, они перекладывали их вперед и продолжали ползти. Пока мы медленно продвигались, жители Митиаро поливали нас каменным ливнем из своих пращей, стоя на площадках, построенных на каменных стенах.
Мы не имели возможности выпрямиться, чтобы ответить врагам тем же. Нам оставалось только наклонять головы так, чтобы камни не проломили черепа, задерживаясь веревочным шлемом.
Вы видите, шлем плотно облегает голову с боков, но он довольно высок и поэтому между макушкой и вершиной шлема имеется промежуток. Удар камня по верхушке шлема, таким образом, ослабляется. Наклоняя шлемы под соответствующим углом, мы продолжали ползти вверх. Некоторые получили ранения корпуса, но упорно продолжали ползти, чтобы вступить в рукопашную схватку. Передовой отряд возглавлял вождь Ронго-ма-тане. Это был испытанный воин с великой боевой славой, и мы знали, что если мы достигнем стен крепости, то победа будет за нами.
И вот на нас обрушилось несчастье, Митиароанский воин метнул в нас огромный камень из белой породы, которая встречается в пещерах (сталагмит). Это самый лучший камень для метания из пращи, потому что при ударе о скалу он образует множество осколков, которые с большой силой разлетаются во все стороны.
Этот метательный камень попа.ч в выемку в твердой коралловой породе поблизости от нашего предводителя. Посыпались осколки. Один большой осколок попал в глаз вождю, и тот, тяжелораненый, сорвался со своей палицы. Ликующий вопль раздался из-за стен укрепления. Атака воинов Атиу была остановлена. Мы решили, что наш предводитель убит. Младший сын верховного вождя Ронго-ма-тане находился в резервном отряде за цепью наступающих. Он был настолько молод, что ему впору было находиться не среди взрослых воинов, а среди женщин. Воины почти не знали его, но в его жилах текла смелая кровь. Никем не замеченный, он проскользнул во вспомогательный отряд.
Чтобы воодушевить обороняющихся жители Митиаро повесили на шест изображение своего бога Те Паре. Они все еще вопили, воздевая руки к Те Паре и благодаря его за то, что он помог вывести из строя вождя осаждающих. В самый опасный момент, когда атиуанцы были готовы отступить, младший сын Ронго-ма-тане, находившийся во вспомогательной цепи, встал во весь рост на выступе Макатеа. В руках у него была праща.
Приготовившись метнуть камень, юноша произнес заклинание, чтобы удар вышел метким и сильным. Он был молод, но его воспитывали, как подобает воспитывать сыновей верховного вождя.
Враги глумились над ним: что может сделать один юноша с пращой против такого множеста воинову Но велика боевая мудрость вождей. Юноша воззвал к своим богам, чтобы они направили метательный камень в Те Паре, бога, покровительствовавшего врагам, и метнул его со всей ловкостью и силой, на какую он был способен. Боги услышали юношу и направили его камень так точно, что он попал в то место, где голова Те Паре была привязана к шесту. Сила удара была так велика, что бечева порвалась и бог рухнул на землю. Крик ужаса раздался за стенками укрепления, ибо вражеские воины сочли случившееся за зловещее предзнаменование. В наступающем отряде и вспомогательной цепи атиуанцев падение божества вызвало восторг.
Раздался победный крик наступающих, и они все как один, не обращая больше внимания на острые выступы, быстро перебежали пространство, отделявшее их от стен. Атиуанцы хлынули на коралловые стены и захватили укрепление».
В мифологии Атиу и Мауке встречаются таитянские божества Те Туму (Первоисточник) и Папа (Земная поверхность). Они дали жизнь Тане, богу лесов, птиц и диких съедобных растений.
Тане, в свою очередь, породил Ронго-ма-тане, бога мира, и Ту, бога войны. Тангароа выступает как охранитель материальных богатств и защитник от противных ветров и морских бурь. Согласно раротонганской мифологии, Те Туму вступил в брак с Папой после нескольких стадий рождения, олицетворенных в обра.зах Те Уира (Боль от молнии), Те Аа (Растирания) и Те Кинакина (Амниотическая жидкость), Папа родила богов Тане, Ронго Ту, Тангароа и Руануку. По-видимому, подобные представления были заимствованы с Гаваи'и еще до того, как в Опоа культ Та'ароа получил дальнейшее развитие.
На острове Мангайа некий Ватеа, в котором мы узнаем таитянского Атеа, занимает место Те Туму. Он вступил в брак с Папой и произвел на свет богов Тангароа, Ронго, Тане, Тонгаити и других. Любопытно отметить, что среди богов не было еще бога войны Ту, который известен на других островах. Когда Ватеа обдумывал, как бы поделить наследство между сыновьями, он решил отдать все продовольствие своему первенцу Тангароа. Папа же предлагала отдать Тангароа только пищу вождей, отличительным признаком которой был красный цвет, а все остальное оставить Ронго, второму сыну. Тайной причиной поведения Папы был запрет перворождения, согласно которому мать не могла есть вместе со старшим сыном. На второго же сына это ограничение не распространялось. Ватеа удовлетворил желание Папы. Вскоре после этого устроили большое пиршество. Перед Тангароа положили несколько красноватых кокосовых орехов, таро, раков и рыбу. Вся остальная пища досталась Ронго. Количество пищи, сложенное перед Ронго, было так велико, что часть продуктов скатывалась вниз и их топтали ногами.
В припадке зависти Тангароа покинул Мангайю, а Ронго остался верховным божеством этого острова. Передав в ведение Ронго большую часть продовольствия, жители Мангайи сохранили тем самым древний вариант мифа, согласно которому Ронго является богом земледелия. Позднее они сделали его богом войны, что противоречит более древнему положению этого божества в таитянском пантеоне, где Ронго выступает как бог мира.
Ронго посвящали человеческие жертвоприношения, причем после храмового ритуала тела убитых бросали в лес. Предполагалось, что там они будут служить пищей для голодной Папы.
Древний бог войны Ту выступает в мифах Мангайи как храбрый воин подземного мира. Он научил жителей острова военному искусству, хотя Ронго и отобрал у него позднее портфель военного министерства.
Период первоначальной тьмы олицетворяется под именем Потанготанго и По-керекере. Такое представление было распространено в центре, на севере, востоке и юге Полинезии — везде, за исключением запада. Небо, согласно мифологии, покоится на плоских листьях арроурута, после того как оно поднято руками Ру-те-токо-ранги (Ру, подпиравший небо).
Миф о происхождении Мангайи в отличие от типичных полинезийских сказаний о заселении повествует, что остров появился из подземного мира — 'Аварки, уже населенный первыми жителями. Эгн древние люди были сыновьями Ронго от его собственной дочери. В Мангайе было отброшено представление о том, что человек был сотворен из земли и приплыл на остров в большой лодке.

Среди богов Мангайи фигурируют Тангииа и Моторо, которые в генеалогиях соседнего острова Раротонга выступают в качестве предков человека. Генеалогии острова Мангайа перечисляют до Ронго 17 поколений, отсчитывая их назад от 1900 г., а генеалогии острова Раротонга, ведя такой же счет, насчитывают 26 поколений до мореплавателя Тангиии, жившего примерно в XIII в. Следовательно, Мангайа была заселена переселенцами с Раротонги спустя некоторое время после эпохи Тангиии. По-видимому, жители Мангайи для поднятия своего престижа позднее выкинули из своей истории рассказы об открытии и заселении острова, переделали мифологию и стали вести свое происхождение непосредственно от богов. Господствующее племя нгарики заявило об автохтонном происхождении своих предков как непосредственных потомков Ронго. Племенам тонга'ити и нгатитане пришлось согласиться с тем, что их предки приплыли на остров позднее. Жители Мангайи были отчаянными вояками. Поэтому они изобрели особую, привилегированную страну Тиариа, где обитали души воинов, погибших в битвах. Все остальные души опускались по дереву пуа в подземное царство, где людоедка Миру поджаривала и пожирала их.
Раротонганские генеалогии — самые длинные во всей Полинезии, если не считать генеалогий Гавайских и Маркизских островов. Перси Смит основывается на этих генеалогиях как на исторических документах, свидетельствующих о движении населения из Индии в Индонезию и дальше — в Полинезию. Но в тексты генеалогий попало так много включений, уже относящихся к периоду проникновения европейцев в Полинезию, что я никак не могу признать их ни достоверными, ни древними. Раротонганские мифы повествуют об отдаленных предках, которые в туманном прошлом пускались в морские приключения. Одним из этих предков-мореплавателей был 'Ун-те-раигиора, который жил в первой половине VII в. На своем судне «Те Иви-о-Атеа» он поплыл ' далеко на юг; там он увидел скалы, вырастающие из моря (Таируа-коко) и длинные волосы, которые колыхались на поверхности. Море было покрыто пеной, подобно арроуруту, животные ныряли в глубину. Солнца не было видно, царила тьма, и над водой возвышались высокие белые скалы, лишенные растительности. Все эти чудесные явления, упоминавшиеся в легенде, позднее истолковывались как описания моря к югу от острова Рапы, гигантских водорослей, замерзающих морей, морских львов, полярных ночей в айсбергов.
Спустя три с половиной столетия на зов моря откликнулся другой отважный мореплаватель Те Ара-танга-пуку. Когда он решил покинуть свою родную землю Купору, его дяди взвалили тесла на плечи и направились в покрытые лесом горы на поиски дерева для киля будущей ладьи. По пути они встретили белую цаплю и морскую змею, которые дрались насмерть, подстрекаемые своей застарелой враждой. Белая цапля была тяжело ранена и обратилась за помощью к двум братьям, которые шли впереди, однако они не отозвались и прошли мимо. Отставший третий брат пришел на помощь цапле и своим теслом убил змею. Благодарная цапля направила своего спасителя Оро-гаере к нужному дереву. Оро-гаере и его спутники повалили и обтесали дерево, а затем, прикрепив к нему веревку, за которую позднее собирались тащить ствол, отправились домой.
Когда строители ушли, владелец леса Тангароа-и'у-мата посетил это место и нашел поваленное дерево. Он позвал своих сторожей, в том числе Рату-Лесника, но никто не смог сказать, кто же срубил дерево. С помощью магического заклинания Тангароа поднял древесный ствол и придал веткам, коре и листьям их прежнее положение.
Когда на следующий день Оро-гаере со своими спутниками возвратился на старое место, только веревка, при помощи котороя они собирались волочить ствол, свисала с ветки одного из деревьев и свидетельствовала о вчерашней работе. Они обыскали весь лес и, наконец, узнали срубленное накануне дерево по белому пятну на стволе, остававшемуся потому, что они унесли домой кусочек коры. Оро-гаере понял, что дерево было восстановлено только потому, что тесло его, освященное для выполнения особой задачи, было осквернено убийством змеи. Вместе со своими цомощниками Оро-гаере спустился к морю, чтоб совершить очистительный обряд над своим теслом. Вернувшись в лес с освященными теслами, они снова срубили дерево, обтесали его и притащили к дому, где жил верховный жрец. Вдохновенный мастер с четырьмя помощниками у каждого борта построил судно в течение одной ночи. Отсюда получило оно свое первоначальное название — «Тараи-по» (Построенное ночью).
Атонга, верховный жрец, приходившийся отцом Те Ара-танга-нуку, послал гонца к белому журавлю, чтобы тот собрал всех птиц и помог перенести ладью на берег.
К бортам судна слетелись морские и лесные птицы. Под песню одной из птиц они подняли судно на свои крылья и, перенеся его по воздуху, опустили перед специально выстроенным навесом. После этого судно было переименовано и получило название кТе Ману-ка-рере» (Полет птиц).
Когда судно спустили на воду, все жители Купору собрались яа берегу по случаю такого торжества. Под водительством Те Ара-танга-пуку судно совершило плавания к различным островам, объединенным легендой под общим названием Ива. Корабль был снова переименован в «Те Орауроа-ки-Ива» (Долгое плавание на Ива). Позднее Те Ара-танга-руку отправился на юг, чтобы убедиться в тех чудесах, о которых рассказывал 'Уи-те-уангнора. Если описания этих двух путешествий на юг действительно относятся к доевропейскому периоду, то их следует признать величайшими подвигами полинезийцев, особенно если учесть, какие скудные одежды защищали их тела. Что касается меня, то я не верю, чтобы какой-нибудь полинезнйский мореплатель смог заплыть далеко на юг, в серые, холодные, негостенимные моря.
В преданиях различных островов упоминается опасное южморе, которое все они называют Таи-коко. Предполагаю, что одное раротонганское предание упоминало лишь о плаваниях Уи-те-рангиора и Те Ара-танга-руку в море Таи-коко, а более поздние поэты, наслушавшись рассказов европейских китоловов, миссионеров, приукрасили старые предания новыми подробями. По преданиям, остров Раротонга, носивший ранее название Нуку-тере (Плавающий остров), был, наконец, закреплен на постоянном месте богом Тонга-'ити. Для этого бог наступил на остров, а его жена Ари нырнула в глубину, чтобы сделать неподвижным основание Раротонги. Они назвали остров Туму-тевароваро. Однако позднее явился бог Тоутика и хитростью лишил власти Тонга-'ити и его супругу.
Первые люди приплыли на этот остров с Ивы под предводительством вождя Ата. Позднее, во главе с 'Апопо, явилась вторая волна переселенцев с 'Ату-'апаи. 'Апопо фигурирует в широко распространенном сказании об Апакуре. Чтобы отомстить за убийство сына, Апакура повела войну против своих восьми братьев. 'Апопо был единственным из братьев, которому удалось спастись. После поражения он бежал на Раротонгу. Это произошло в конце IX в. Во время войны против пришельцев с Ивы его ватага была разгромлена, а сам он убит.
Великими предками жителей Раротонги считаются Тангииа н Карика. По преданию, Тангииа приходился прямым потомком 'Уи-те-рангиора и Те Ара-танга-нуку и жил на Таити примерно в середине XIIIв. Тангииа как-то поссорился со своим сводным братом Тутапу из-за раздела плодов хлебного дерева и других запасов, оставленных их отцом, главным вождем Поу-вананга. В первых боях Тангииа одерживал победы, но впоследствии потерпел поражение и, преследуемый своим братом, бежал на другие острова. Победителю было присвоено прозвище Тутапу - Безжалостного Преследователя. Изгнанник Тангииа во время своих странствий заплывал на запад, на острова Самоа, Уоллис и Фиджи. Он посетил 'Аварки-те-варанга, который, по мнению Перси Смита, представляет собой один из островов Индонезии.

На 'Аварки-те-варанге религиозные церемонии, по преданию, совершались в храме, где Тангииа беседовал со жрецами, обращая при их содействии к помощи богов. Жрецы наделили его чудесной силой (мана) и всевозможным добром, в том числе барабанами и трубами из раковин; они научили Тангииа ритуальны танцам и познакомили с различными богами. На обратном пути Тангииа встретил прославленного таитянского мореплавателя 'Иро (Хира) и предложил сделать его сына вождем части своего народа, потому что родные сыновья Тангиии были убиты Тутапу. 'Иро ответил, что его сын находится на Ране; в местном предании рассказывается о том, как Тангииа поплыл на Рапануи (остров Пасхи), нашел там юного сына 'Иро и вернулся с ним на Таити.

Тангире приписывается ряд отважных морских путешествий.
Он будто бы совершил плавание из Таити в Индонезию; вернувшись оттуда, Тангииа проплыл до острова Пасхи и обратно.

В общей сложности этот мореплаватель покрыл расстояние, превышающее 20 000 миль. Вполне правдоподобно, что Тангииа проплыл от Таити на запад до Самоа и на восток до Раны. Но, чтобы преодолеть расстояние до Индонезии в одну сторону и до острова Пасхи в другую, ему пришлось бы заходить в гавани дружественных народов для пополнения запасов пищи и воды; кроме того, необходимо было бы обладать таким знакомством с огромным пространством Тихого океана, какое едва ли было доступно полинезийцу того времени.
Мне кажется, что остров 'Аваики, откуда Тангииа вывез своих богов и ритуальные принадлежности, в действительности находился не в далекой Индонезии, а был островом Ра'иатеа, расположенным в центральной части Тихого океана. Зачем было плыть за богами в Индонезию, если они обосновались на Опоа еще задолго до рождения Тангииа? Очень возможно также, что 'Ити, где Тангииа повстречал 'Иро, не имеет никакого отношения к Фиджи, а представляет собой древнее название Таити.
Вероятно, Тангииа, играя в прятки с Тутапу, плавал вначале по Центральной Полинезии, а затем скрылся на Раротонге.
По преданию, направляясь из Таити на Раротонгу, Тангииа повстречал судно Карики, который плыл из Мануа навосточное Самоа. Преодолев возникшие вначале раздоры, они оба поселились на Раротонге. Тутапу — Безжалостный Преследователь— оправдал свое прозвище. Он последовал за Тангииа на Раро-тоигу, где и был убит во время боя.
В те времена в различных местностях острова сооружались храмы (марае); в том числе и храм Тапутапу-атеа, названный так в честь главного храма на Опоа. Кроме храмов, появились дворы почета, где на каменных сиденьях восседали верховные вожди и жрецы. Самым знаменитым среди этих дворов был Араи-эе-тонга. Там находился Таумакева, высокий каменный столб, аа котором совершался посвятительный обряд. Заселялись новые области, племена разрастались, племенные вожди (метаиапо) и верховные вожди (арики) стали править уже целыми группами островов. Тангииа был родоначальником диастии верховных вождей Паарики, живших в Нгатангийе и правивших над Такитуму. Карики был арики более низкого ранга. От династии верховных вождей Карики и ведется род Макеа. Верховные вожди этой династии жили в Аваруе. Их власть распространялась на Ау-о-Тонга. Один из первых Макеа был изгнан с острова за тираническое правление и скрылся на Ароран-ги, где он был признан как арики, а его потомки получили титул Тиномана. Произошло разделение власти, присвоенной Макеа. Она стала осуществляться двумя родами: Макеа Тинирау и Макеа Карика.

Расстояние между Раротонгой и Таити составляет примерно около 700 миль, следовательно, острова Кука были легко достижимы с 'Аваики. Прославленные предки-мореплаватели высаживались на различных островах, где они воздвигали марае и совершали благодарственные обряды в честь богов. Чтобы организовать хозяйство на новой родине, они привозили с собой разнообразные съедобные культурные растения и животных. На Раротонгу, Атиу, Мауке и Митиаро были завезены свиньи. Символическое изображение свиньи на этих островах означало принадлежность к светской и жреческой знати.
Мифы, религия и социальная организация на архипелаге Кука тесно связаны с культурой старой родины 'Аваики в Центральной Полинезии. Хотя в преданиях островов Кука замечаются отклонения, пропуски и добавления по сравнению с преданиями 'Аваики основа их остается неизменной. В материальной культуре также наблюдается много общих черт: формы деревянных чаш, каменных тесел с рукоятками и способами скрепления. Что касается оружия и изображений богов, то на островах Кука наблюдается крайнее разнообразие. На каждом острове выработалась своя особая манера резьбы по дереву и различные мотивы орнамента. Обрядовые тесла, рукоятки которых украшались резным орнаментом в виде буквы К, ошибочно считают особенностью культуры всего архипелага Кука; на самом деле они распространены исключительно на Мангайе. Хотя полинезийский художник был связан в известной мере религиозными и общественны-
ми традициями, однако, повинуясь вдохновению, он работал над своим произведением до тех пор, пока сам не приходил к заключению, что оно действительно хорошо исполнено.

ГЛАВА 10.

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЕ АТОЛЛЫ

КОГДА самые древние мореходы Тихого океана совершали свое длинное плавание с островов Гильберта на острова Общества, они встретили на своем пути архипелаг Феникса. Еще до наших дней остатки храмов из кораллового известняка свидетельствуют о давних поселениях. Далее на юго--восток расположены обитаемые атоллы Манихики, Ракаханга и Тоигарева (Пенрин). Эти маленькие низменные острова, по-видимому, не привлекали к себе древних поселенцев, которые лишь на время занимали их. Мореходы лелеяли мечты о лучших землях, что лежали впереди. Однако, когда численность населения Центральной Полинезии настолько выросла, что пришлось вновь искать необитаемые земли, на эти атоллы вторично прибыли люди с Раротонги и Таити. Только на Тонгареве еще сохранилась легенда о древнем заселении острова до появления таитянских мореплавателей.
В 1929 г. я посетил Манихики и Ракахангу вместе с судьей Эйсоном, постоянным комиссаром на архипелаге Кука, и его сотрудниками. Мы отплыли от Раротонги на шхуне «Тиаре Топоро» под умелым управлением капитана Виго Расмуссена. На Ракаханге судья Эйсон провел заседание суда, с целью выяснить генеалогии различных семейств и их предков. Это должно было послужить основанием при разборе претензий на землю, которые могли со временем возникнуть. Воспользовавшись любезностью суда, я присутствовал на заседаниях и составил полную систему местных генеалогий. Как Манихики, так и Ракаханга представляют собой маленькие атоллы, в основании которых лежат коралловые рифы, окаймляющие внутренние лагуны. Ни на одном из атоллов не имеется прохода через риф, доступного для судна. Чтобы произвести разгрузку, шхуна приближается к рифу насколько это возможно, а лодки с балансирами перевозят на берег пассажиров и грузы.
Старый тип ладьи исчез; современные лодки делаются из привозного распиленного леса. Хотя им стали придавать плоскодонную форму с острым носом и кормой, балансир все-таки сохранился. Туземцы подгребают вплотную к рифу и терпеливо ждут, пока набежит достаточно высокая волна. Тогда они начинают ожесточенно грести. Волна поднимает лодку над верхним краем рифа, и, если глубина достаточна, лодка переносится через риф во внутреннюю лагуну. Если волна недостаточно велика, лодка садится на риф, а команда вылезает и придерживает суденышко, чтобы его не унесло обратно убегающей волной. Когда вода убывает, с отвесного внешнего края рифа видна зияющая и бурлящая внизу пропасть. Рассказы о смельчаках, которых морские волны навеки погребли в коралловых пещерах, разумеется, не способствуют успокоению вновь прибывших путешественников.
На этих атоллах, поднимающихся над уровнем моря всего на 10 — 20 футов, не было ни съедобных растений, ни животных, ни сырья, которыми изобилуют вулканические острова Центральной Полинезии. Тем с большим уважением должны мы отнестись к древним поселенцам, которые прибыли сюда с цветущих, возделанных земель Таити и Раротонги. Обосновавшись на этих негостеприимных островах, они скоро приспособились к неблагоприятной среде. На коралловых атоллах нет ни хлебного дерева, ни бананов, ни пизангов, ни сладкого картофеля, ни ямса, ни арроурута, а также не разводятся домашние животные. Только кокосовые пальмы пышно разрослись здесь и стали основным источником растительной пищи. В глубоких расщелинах и широких искусственных рвах, заполняющихся солоноватой подпочвенной водой, выращивается пурака — разновидность таро. На коралловых островах широко употребляются в пищу плоды пандануса, которыми на вулканических островах обычно пренебрегают. Едят здесь также плоды нони (Morinda citrifolia), но они издают сильный и неприятный запах и могут показаться съедобными только во время сильного голода. На атоллах не растут также дикий хибискус и разновидности крапивы, которые на всех других островах служат сырьем для снастей. Лески и сети изготовляются из волокнистой коры пальмового ствола, а обычные веревки — из главной жилки листа кокосовой пальмы.
Однажды, когда я еще начинал знакомиться с местными условиями жизни, мне довелось наблюдать, как молодой человек забрался на кокосовую пальму, чтобы сорвать несколько орехов и выпить их содержимое. Он срезал лист молодой кокосовой пальмы и вырезал несколько жгутов из средней жилки. Затем, чтобы размягчить жгуты, он похлестал ими по стволу дерева и даже пожевал их. Связав концы прямым узлом, юноша прикрепил петлю к ноге и быстро влез на дерево.
Высокого строевого леса на этих островах было очень мало, и до того как сюда стали завозить распиленные доски для постройки лодок, использовали только два вида деревьев. Чтобы избежать потери древесины при выдалбливании челноков, местные жители раскалывали деревья на доски. Как уже упоминалось выше, из-за отсутствия базальта инструмент здесь изготовляли из раковин тридакны.
Для выделки одежды служили листья кокосовой пальмы или переплетенные листья пандануса, потому что на атоллах нет бумажной шелковицы, которая в остальной Полинезии дает сырье для лубяной одежды. Здесь не хватает даже дров: чтобы приготовить пищу на костре, собирали скорлупу кокосовых орехов, а также сухие цветы и кору все той же кокосовой пальмы.
Только в одном отношении природа оказалась благосклонной: рыба изобилует здесь как в лагуне, так и в открытом океане.
В океане водится множество летающей рыбы и бонитов; в лагунах — неистощимый запас ракообразных, моллюсков и устриц - жемчужниц. Однако последних ели лишь при очень затруднительных обстоятельствах. Съестные припасы пополнялись бесчисленным количеством лангустов, а также наземных и кокосовых крабов.
На Ракаханге мне довелось принять участие в охоте на кокосовых крабов. Когда наши хозяева заметили, что мне понравилась та часть краба, которую чужестранцы обычно находят слишком жирной, — они сняли табу с ловли крабов на одном из островов. Мы охотились на них ночью с факелами из пучка сухих листьев кокосовой пальмы. С наступлением темноты крабы вылезают из своих щелей и расползаются во все стороны; некоторые из них забираются даже на стволы деревьев. Кокосовые крабы — противные жирные твари пурпурно-синего цвета. Своими громадными клешнями они могут начисто отхватить палец, если вовремя не остережешься. Местные жители ловко хватают крабов и связывают их жгутами из жилок кокосовых листьев таким образом, что клешни не могут раздвинуться для нападения.
Мы ловили рыбу за пределами лагуны также при свете факелов. Рыба собирается на свет, и ее бьют копьями или полосоищ железом. В мелких местах морских раков давят ногой, затем хватают руками и переворачивают вверх брюхом, чтобы избежать ударов их сильных хвостов; улов собирают в привянную к поясу корзинку.
Ночью же мы вышли на лодках во внутреннюю лагуну рыба при свете факелов.
На носу лодки стоял опытный рыбак. Он держал сачок с длинной рукояткой, а другой рыбак с факелом стоял позади. Где бы ни появлялась рыба: на поверхности ли, глубоко у, справа или слева от лодки, — сачок опускался в воду и всегда вытаскивал добычу. Все движения были точны и уверенны. Понятно, что такая высокая ступень мастерства возникла из необходимости наиболее полно использовать все возможности, которые предоставляла здесь неблагоприятная природа. Выше уже приводилась легенда о том, как Мауи выудил землю и как во время битвы с Хуку он наступил на нее и отделил Манихики от Ракаханги. Первым человеком на Ракаханге, по преданию, был Тоа — вождь, потерпевший поражение на Раротонге. Оттуда он прибыл примерно в середине XIV в. Этого Тоа, судя по преданию, мало занимали жреческие обряды, и, высадившись на острове, он не воздвиг обычного храма, чтобы отблагодарить богов, которые помогли ему благополучно добраться до берега. С ним приехали только члены его семьи, и, чтобы обеспечить мужское потомство и продолжение человеческого рода на острове, он вступил в кровосмесительную связь со своими дочерьми. Спустя полтораста лет Тангихоро и Нгаро-пурухи отправились с Ракаханги в плавание к чужим землям. Нгаро-пурухи привез оттуда домой двух похищенных богов — Те Пуа-ренга и Те Уру-ренга. Он построил один храм на острове Манихики для поклонения Те Пуа-ренга, а другой — на Ракаханге, в честь Те Уру-ренга; считается, что это были два первых храма на атоллах. Нгаро-пурухи, по-видимому, познакомился со своими богами у второстепенных таитянских жрецов; если бы он побывал в Опоа, то вернулся бы с более богатыми ритуальными принадлежностями и с более сложной мифологией. Здесь не знакомы с главными богами и героями островов Кука. Однако Тангароа все же известен здесь в качестве хранителя огня в подземном царстве. По преданию, Мауи, внук Тангароа, победил своего деда в рукопашной схватке и узнал тайну огня, В местном варианте легенды рассказывается о том, как Мауи старался добыть огонь при помощи трения. Две ручные морские птицы, принадлежавшие Тангароа, якобы сидели на нижнем куске дерева, который благодаря этому оставался неподвижным, пока Мауи двигал верхнюю палку взад и вперед по желобу. Когда работа была закончена, неблагодарный Мауи, верный своей коварной натуре, ударил обуглившимся концом палки по головам обеих птиц. С тех пор все семейство этих птиц носит на головах черные метки.
Через несколько поколений потомки Тоа образовали две группы, причем во главе каждой стоял вождь — арики. Одного из них звали Уаинга-аиту, другого — Уака-хео. Эти имена не встречаются ни в одном из преданий остальной Полинезии.
С течением времени жители Ракаханги стали посещать остров Манихики и посадили там кокосовые пальмы; установились периодические ежегодные переселения жителей с одного атолла на другой. Через год поочередно на каждом из островов кокосов пальмы оставались неиспользованными, земля лежала под паром, а крабы и рыбы жили в полной безопасности. У предводителя Уака-хео была якобы чудесная власть над стихиями, и, сидя в своей быстрой двойной лодке, он руководил всей флотилией во время переселений с острова на остров. Несмотря на это, все же иногда случались несчастья, когда во время 25-мильного переезда неожиданно разыгрывался шторм. Уже после того как в 1849 г. здесь обосновались миссионеры, во время одного урагана погибла масса людей. Чтобы прекратить ежегодные миграции, миссионеры убедили жителей разделиться на две группы и создать постоянные поселения на обоих атоллах.
Хотя центральнополинезийская мифология выступает на Манихики и Ракаханге в сокращенном виде (природа атоллов
вообще многое ограничила), все же в основном культура населяющих их племен родственна культуре Центральной Полинезии. В диалекте островов звук «wh» вытесняет таитянское «i», и он больше напоминает диалект Новой Зеландии, чем архипелагов Кука и Общества. В основе лунного календаря, где каждая ночь месяца имеет особое название, лежит центральнополинезийский образец. Названия почти всех ночей совпадают с установившимися на Раротонге и Таити.
Остров Тонгарева расположен на 9' южной широты и на 157'1О" западной долготы. Это самый большой и самый север-
ный из атоллов, находящихся в ведении администрации архипелага Кука. Он состоит из рифа, образующего отдельные маленькие островки, рассеянные по рифу на 40 миль в окружности. Внутри кольца заключена лагуна площадью в 108 квадратных миль. В отличие от Ракаханги и Манихики на Тонгареве есть три пролива через риф, по которым проходят в лагуну небольшие суда. Ширина самого большого западного пролива— 40 ярдов, при глубине 21 фут. Благодаря этим проходам во внутреннюю защищенную лагуну Тонгарева служит портом-убежищем для торговых шхун архипелага Кука в период ураганов, который тянется с ноября по апрель.
«Тиаре Тапоро» проделала прекрасную прогулку и подошла к Тонгареве сквозь западный пролив в рифе. Судно подошло к пристани у главной деревни Омока. Местное население, которое звало о нашем приезде, собралось на набережной перед навесом.
Впереди стоял Па, самый старый туземец. Как только мы ступили на берег, Па поднял руку и жестом попросил нас остановиться.
Он произнес заклинание, чтобы умиротворить незримые силы земли и снять табу с чужестранцев. Потом приблизился и сказал: «По древнему обычаю Тонгаревы, я не мог подойти к тебе и ты не мог подойти ко мне, пока обряд не был выполнен». Мы пожали друг другу руки и обменялись приветствиями, каждый на своем диалекте. Хотя мы и не поняли друг друга дословно, но уловили, что каждый из нас выразил другому доброжелательные чувства. Остальные жители также подошли к нам, и, обменявшись с ними рукопожатиями, мы переступили порог тонгаревского общества.
На следующий день пос.пе нашего приезда судья Эйсон провел судебное заседание с целью выяснить генеалогии туземцев.
Мне довелось слышать, как один из наиболее влиятельных вождей Омоки — Тупоу Исаия рассказывал свою родословную, которой предшествовало вступление. Привожу отрывок из его вступительной песни:

Родословная ведет в прошлое,
В прошлое, под небо наших предков.
Происхождение восходит к прошлому,
К прошлому, к роду Атее.
Надежно свяжи нить своих знаний,
Пусть связь будет прочной,
Пусть узел будет крепким,

Пусть нить не развязывается.
Родословная ведется от далеких времен,

От семейства Ики,
От детей Атеа и Хакахоту.

Хотя мифология Тонгаревы сохранилась не во всех подробностях, из этой песни все же удается установить тот важный
факт, что и здесь Атеа и Хакахоту считались первыми создателями вселенной. Хакахоту — это местный вариант таитянской богини Фа'ахоту, которая оспаривает у Папы роль первоначального женского элемента. С Хакахоту связано представление о развитии мира из кораллового отростка. Поэтому вполне естественно, что ее предпочли здесь Папе, которая выражает представление о созидании большой земли. Хакахоту характерна для мифологии коралловых атоллов, а Папа — для легенд вулканических островов.
Согласно тонгаревской мифологии, союзу Атеа и Хакахоту обязаны своим появлением на свет П отпрысков. Среди них фигурируют Тане, Тангароа и Ронгонуи — главные боги островов Общества и Кука, которые заимствованы из теологии Центральной Полинезии. Остальные божества местного происхождения.
Главный среди них — Те Пороуранги, от которого ведет свое начало человеческий род.
Среди прославленных предков тонгаревцев числится мореплаватель Махута. По преданию, он жил ранее на Ракаханге, но из-за семейных неурядиц отправился на Таити, где женился на дочери туземного вождя по имени Ту-те-коропанга. Другого предка, мореплавателя Таруса, считают тем самым вождем с острова Аитутаки, которого некогда обманул Руатапу. Таруса высадился на острове Токерау, где воздвиг марае и оставил на постоянное жительство сына Титиа с несколькими спутниками.
Сам он поплыл на Таити, где повстречал Махуту и указал ему, как добраться до Тонгаревы. Для путешествия на Тонгареву Махута снарядил большую ладью «Ваимеа». Судно было якобы настолько велико, что, когда оно проплывало через западный пролив, достигающий 40 ярдов в ширину, балансир ударился о большую скалу, которая возвышалась на берегу. Более ве роятно, что причиной аварии был ветер или течение. Махута считается потомком Ики, о котором упоминалось во вступительной песне к генеалогии вождя. Этому предку приписывается разведение на острове кокосовой пальмы и пандануса.
Первые поселенцы, якобы происшедшие от Атеа и Хакахоту, так долго жили на восточных островках атолла, что позднейшие мореплаватели считали их появление здесь одновременным с возникновением самих островов. И то и другое они отнесли ко временам Атеа. По преданию, Махута вступил в дружественные отношения с древними поселенцами и выдал свою дочь Покироа за их вождя Пуруа. От времен Махуты и Таруин до 1900 г. нашей эры генеалогии насчитывают 18 поколений. Таким образом, вторичное заселение этого острова с Таити произошло в середине XV в. По генеалогиям архипелага Кука Руатапу, современник Таруии, жил на столетие раньше. Возможно, однако, что из-за трудности запоминания генеалогии острова Тонгаревы были сокращены. Короткие родословные свидетельствуют о том, что генеалогии не играли большой роли до тех пор, пока не началось расслоение общества и вожди не испытали потребности укрепить свое положение при помощи длинных родословных, доказывающих их происхождение от богов.
Итак, по преданиям, потомки Атеа и мореплавателей Махуты и Таруии заселили несколько атоллов; здесь образовалось три различных центра развития культуры и последующего расселения. По мере того как увеличивалось население, полинезийцы заселяли все годные для обитания острова. Большой остров, где расположена Омока, начал заселяться с двух противоположных концов независимыми группами, которые продвигались навстречу друг другу. Когда они сошлись на середине острова, между двумя округами — Омока и Моту-кохити — была установлена пограничная линия. Каждая округа возглавлялась вождем, и они часто воевали между собой. Плавая по лагуне, я заметил в роще кокосовых пальм широкую просеку и удивился, почему здесь понапрасну пропадает много земли. Мне объяснили, что эта широкая вырубка существовала в течение многих поколений и служила границей между округами. Когда одна из сторон пыталась засадить часть просеки кокосовыми пальмами, жители другой округи немедленно вырывали деревья. Дальнейшие попытки истолковывались уже как основание для начала войны и влекли за собой враждебные действия. Ни одной округе не удалось полностью покорить другую, и поэтому остров не имеет единого названия. Да и к чему было единое название для острова, состоящего нз двух, никогда не объединявшихся округу, чтобы сторожить кокосовые орехи, местные жители обитали на своих участках, разбросанных по многочисленным островкам.
После того как в 1854 г. население было обращено в христианство, оно стало группироваться в поселках вокруг церквей, выстроенных на четырех островах. В 1884 г. бесчеловечные перуанские работорговцы внезапно напали на этот атолл. Местные пастыри помогли работорговцам уговорить жителей отправиться за море, чтобы заработать там деньги и воздвигнуть лучшие церкви во славу божью. Не менее 1000 туземцев бросили свои очаги и погибли на чужбине. Население настолько сократилось, что две деревни совсем обезлюдели, а оставшиеся жители разместились в деревнях — Омока и Таутуа.
Ко времени моего посещения архитектура жилищ деревни Омока не представляла исторического интереса. Все дома были выстроены из досок, укрепленных на столбах, и крыты гофрированным железом. Все мои сведения о постройке домов в прежние времена я почерпнул исключительно из устных рассказов. Заинтересовавшись типом судов, я обнаружил, что старые лодки были совершенно вытеснены парусниками, сделанными из ввозного строевого леса.
«Не сохрани.чось ли у вас старого корпуса или какой-нибудь части лодки, которую я бы мог посмотреть?» — спросил я у своего хозяина.
«Нет, — ответил он, — после того как появились парусники, старые лодки стали разбирать на столбы для новых домов.
Столбы вот этого дома были сделаны из старой лодки».
Весь остаток дня я провел вместе с Па под крышей этого дома. Па распространялся о каждом столбе, опознавая в нем часть киля или доску из корпуса лодки. Я слушал его с рулеткой и записной книжкой в руках и был рад даже тем крохам сведений, добыть которые мне удалось. Не считая зарисовок, сделанных художником Борисом во время экспедиции Коцебу в 1815 г., эти столбы являются единственным материальным свидетельством о старинных ладьях Тонгаревы.
Значительную часть времени, проведенного на Тонгареве, я посвятил археологическому изучению храмов — марае. На различных островах было расположено 24 марае, названия которых жители еще помнили. Из базы на Омока я объездил все окрестности атолла. Марае представляли собой прямоугольные площадки длиной от 70 до 110 футов и шириной от 60 до 100 футов. На некотором расстоянии друг от друга вдоль четырех ее сторон воздвигались прямоугольные столбы из кораллового известняка. Чтобы оградить прямоугольную площадку, пространство между столбамизаполняли оградой из небольших глыб коралла высотой до 10 дюймов. В большинстве случаев марае располагались невдалеке от побережья на обращенной к морю части острова. К морю выходила задняя часть марае с самыми высокими столбами. Внутри площадки невдалеке от задней стенки возвышалась платформа, сложенная из известняковых плит, которые ставились на ребро и образовывали прямоугольную ограду высотой около 2 футов.
Внутреннее пространство заполняли кусками коралла. Земля на площадке была усыпана коралловым гравием.
Помимо марае, на некоторых островах мы видели многочисленные развалины домов. Основание дома обычно ограничивал низкий барьер из плит кораллового известняка, поставленных на ребро, чтобы предохранить от распыления измельченный коралловый гравий, которым засыпали пол. Коралловый известняк, применявшийся для оград домов и столбов в марае, напоминал по своему виду искусственный материал. Это вызвало к жизни теории об угасшей древней цивилизации, носителям которой был известен цемент. Если бы авторы этих ошибочных высказываний взглянули на берега островов, окруженных коралловыми рифами, они увидели бы естественные напластования кораллового известняка, из которого полинезийцы высекали свои плиты.
Исследуя различные атоллы, я добрался до маленького островка Те Кази конусообразной формы, с впадиной посередине.
Поверхность углубления пересечена тропинками, выложенными большими плоскими камнями; некоторые тропинки выходят за пределы впадины и спускаются вниз к воде. Здесь встречаются также небольшие прямоугольные площадки, выложенные коралловым гравием, который заметно отличается от острых ветвистых кораллов, намытых на берег во время штормов. Торговец Мамонт, потерпевший крушение у Тонгаревы в 1853 г., увидел эту впадину с расходящимися от нее тропинками и написал позднее, что это место служило, вероятно, для отправления каких-то особых таинственных культов.
Однако мой спутник Тупоу Исаиа дал мне простое и правильное объяснение происхождения этой впадины.
«Те Кази был когда-то важной стоянкой для рыболовных лодок. Вы видите по самому положению острова, что здесь можно ловить рыбу в море, проливе и лагуне. Для зашиты от солнца рыбаки приносили с собой листья кокосовых пальм. Прежде чем прилечь отдохнуть, они рассыпали по земле коралловый гравий, чтобы их сон не тревожили острые углы ветвистых кораллов.
Так как передвигаться по острым выступам было очень трудно, рыбакам пришлось также выложить тропинки плоскими коралловыми плитами. Вы видите, что тропинки от края впадины ведут к морю, северо-западному проливу и лагуне. Рыбаки проложили удобные тропинки ко всем тем местам, где в различное время в зависимости от ветра и прилива было больше рыбы. Дорожки протянулись также и в четвертом направлении — к соседнему острову, куда рыбаки могли пройти к своим временным жилищам, находившимся в защищенной от ветров впадине».
«Благодарю вас, — сказал я, — все это очень просто, правдоподобно и опровергает предположение о происходивших якобы здесь отправлениях особых культов».
Здесь я обнаружил, что часть жителей помнила меня как доктора со времени моего прошлого пребывания на Раротонге.
когда я помогал постоянному врачу. Поэтому по утрам, прежде чем приступить к своим обычным этнологическим занятиям, я принимал процессии больных.
День отъезда с островка Те Кази настал очень быстро. Жители деревни Таутуа, расположенной на другом берегу лагуны, пригласили меня навестить их перед отъездом. Население собралось перед домом вождя.
На веранде стоял стол. На него положили оловянную тарелку. Воздев руки, вождь закричал так, чтобы все могли его слышать: «Вот две жемчужины, великолепные по форме и по цвету. Каждая из них стоит по крайней мере пять фунтов». Он положил жемчужины на тарелку и начал перекатывать их во все стороны. На лице его было написано неподдельное восхищение.
«А теперь,— сказал вождь,— проявите уважение к своему сородичу и благодарность врачу. Наполните это блюдо ровно
катающимися жемчужинами».
Толпа подалась вперед. Все развязывали уголки носовых платков или открывали спичечные коробки. Они выкладывали свои дары на оловянную тарелку, а вождь бегло подвергал их критическому осмотру. Некоторые из них просили прощения за бедность своих приношений, объясняя это тем, что им не везет. Я чувствовал себя скверно, но условности тонгареванского гостеприимства связывали меня по рукам и ногам.
В деревне Омока жители подходили ко мне поодиночке и вносили свою долю в мои жемчужные запасы. Па сказал мне: «Эти жемчужины не так хороши, как я хотел бы, но я теперь уже слишком стар, чтобы нырять». Я с благодарностью пожал ему руку и отвечал: «Вы одарили меня жемчужинами из глубины своей мудрости. Они намного превосходят любые жемчужины, которые можно добыть из глубины морям». На прощание мы потерлись носами с Па и Ма. Их морщинистые добрые лица были только как бы связующим звеном со старым миром, который уступал место новому. На корабль нас сопровождала лодка, нагруженная зелеными кокосовыми орехами. «Чтобы было что пить в дороге»,— говорили провожающие.
Когда мы миновали западный пролив, я махнул на прощание рукой большой скале, возвышавшейся над рифом. Эта скала как страж стояла над островом; это она отломила когдато балансир у большой ладьи предка Махуты.
Хотя жители Тонгаревы не так искусны в ремесле, как их. южные соседи, но по натуре они так же честны и добродушны.Жемчужное ожерелье, которое носит моя жена, я высоко ценю как знак внимаяия моих родственников с отдаленного острова, что стоит на древнем пути, ведущем в сердце Полинезии.

ГЛАВА 11.

СЕВЕРНЫЕ ЭКВАТОРИАЛЬНЫЕ ОСТРОВА

Расстояние между центром и северным углом Полинезийского треугольника достигает 2400 миль.
На этом северном направлении расположено, как показывает современная карта, множество небольших островов. Если бы полинезийские мореплаватели плыли прямо на север, то эти острова служили бы им удобными стоянками вдоль всего пути.
Брус Картрайт высказывает предположение, что полинезийцы, эти естествоиспытатели, практически могли в своих плаваниях следовать за полетом золотых ржанок, материковых птиц, зимой переселяющихся с Аляски на юг, а летом возвращающихся обратно, на земли северных морей. Не знаю, позволяли ли господствующие ветры ладьям полинезнйскнх мореплавателей следовать без отклонений по маршруту птиц, но известно, что они все же достигли Гавайских островов в северном углу треугольника, где образовались постоянные поселения. Известно также, что полинезийцы открыли острова, лежавшие на их пути. Хотя древние мореплаватели там и не задерживались, они посадили на этих островах кокосовые пальмы и соорудили долговечные памятники из коралловых глыб, оставшиеся единственными свидетельствами полинезийских открытий и временных поселений.
Вдоль северного пути вытянулись острова: Рождества, Фаннинга, Вашингтона и Пальмира. Они расположены к северу от экватора, по направлению с юго-востока на северо-запад. В длину они покрывают пространство примерно в 400 морских миль. Самый северный — остров Пальмира — находится на расстоянии 1000 морских миль от Гавайских островов. Фаннинг в настоящее время приобрел значение как промежуточная станция кабеля.
Остров Рождества, площадь которого достигает 300 000 акров, считается самым большим атоллом. Южнее экватора на 250 миль к юго-западу от острова Рождества расположен остров Джарвиса, который, хотя и не является атоллом, также характеризуется очень скудной природой. Далее к югу находятся острова Молден и Старбак. Не очень далеко на юго-запад от Старбака расположен остров Тонгарева. Мы уже упоминали об этом самом северном атолле северо-западной группы.
Острова, расположенные с северу и к югу от экватора, раньше носили собирательное название островов Лайн, но в последние годы их стали обозначать, как Экваториальные острова. К ним причислены также острова Хауленд и Бейкер, расположенные дальше на запад. На Хауленде растет дерево коу и имеется ров, возможно, вырытый полинезийцами, чтобы выращивать в нем таро. Однако, вероятнее всего, острова Хауленд и Бейкер не были заселены полинезийцами при их миграциях на северо-запад, теперь же они получили практическое значение для Соединенных Штатов как авиационные базы на Тихом океане. Соединенные Штаты недавно отправили колонистов на Хауленд и Бейкер, чтобы укрепиться там. Среди поселенцев находились молодые гавайцы из мужской школы имени Камехамеха в Гонолулу.
Любопытно, что современные полинезийцы стали пионерами в деле вторичного освоения атоллов Тихого океана, бесспорно некогда открытых их же отдаленными предками'.
Когда европейские суда впервые посетили Экваториальные острова, они были безлюдны. Нет ни мифов, ни преданий, которые могли бы связать их с другими этапами великого полинезийского пути. Таким образом, короткую историю этих островов можно воспроизвести только по материальным памятникам пребывания человека. Яркими следами прошлой жизни на этих необитаемых в настоящее время островах являются кокосовые пальмы и коралловые храмы, воздвигнутые высадившимися полинезийскими мореходами во славу своих богов. На всех Экваториальных островах, за исключением островов Хауленд, Бейкер и Джарвис, найдены один или оба этих следа.
В 1798 г. капитан Фаннинг обнаружил кокосовые пальмы на Вашингтоновых и Фаннииговых островах, а в 1777 г. капитан Кук — на островах Рождества. Оба капитана провели на берегу так мало времени, что не заметили древних развалин, и заключили отсюда, что эти острова всегда были необитаемы. Современные ботаники, однако, придерживаются того мнения, что кокосовая пальма не эндемична для атолловых островов и что, вероятно, ее семена занесены сюда древними полинезийскими мореплавателями. Полинезийцы, которые на какой-то период задержались на северных атоллах, приспособились к новой для них среде и испольэовали все местные возможности, подобно современным тонгаревцам.
Мы никогда не узнаем, как были открыты эти атоллы. Быть может, мореплаватели наткнулись на них во время далеких экспедиций на север, следуя за полетом золотых ржанок, или их ладьи были занесены сюда в бурную погоду ветрами и течениями; возможно, полинезийцы посетили эти острова, переселяясь с одного кораллового архипелага на другой или занимаясь охотой на черепах и ловом рыбы. И в наши дни рыболовы посещают необитаемые острова архипелага Туамоту для ловли черепах, которые считаются большим лакомством. Черепахи в изобилии водятся близ коралловых островов, где нет постоянных поселений.
Древние пришельцы устроились на атоллах настолько удобно, насколько это позволяли условия. Кроме пищи, человек нуждается прежде всего в воде и укрытии. Пищу с избытком поставляли море и лагуны. Водоснабжение не было для древних полинезийцев таким важным вопросом, как для современных европейцев. Западная цивилизация с ее улучшенными санитарными условиями и более утонченным образом жизни требует все больше и больше воды. Вода нужна европейцу для мытья пищи, платья и тела. Ему необходима вода, чтобы приготовить себе еду, и для питья как в чистом виде, так и в виде различных напитков.
Вода нужна, чтобы поливать сады и посевы, чтобы устроить канализацию, чтобы мыть улицы. Вода необходима в различных производственных процессах и во множестве других областей, не известных предкам полинезийцев. Поэтому, когда европеец посещает атолл без рек и ручьев, он склонен считать его непригодным для жизни из-за недостатка воды.
После того как я побывал на атоллах и познакомился с повседневной жизнью их коренных обитателей, я, к удивлению своему, обнаружил, что в древности вода не была жизненной необходимостью, как я полагал ранее. Жители коралловых островов мыли рыбу и крабов в морской воде, а кокосовые орехи и плоды пандануса совсем не мыли. Когда их несложная одежда загрязнялась, полинезийцы заменяли ее новой. Сами они ежедневно купались в море. На вулканических островах, где очень много ручьев и ключей, жители мылись пресной водой после купанья в море.
У верховного вождя обычно был небольшой пруд с пресной водой, предназначенный только для него. О таких прудах упоминалось при перечислении личной собственности вождя. Говорят, что пресная вода уничтожает зуд, вызываемый соленой водой. Однако жители атоллов столько времени проводят в соленой воде, что их кожа, очевидно, привыкает к ней. Когда случаются дожди, туземцы пользуются этим естественным душем. Древние жители иногда вырывали своими черпаками ямы на морском берегу в тех местах, где просачивается пресная вода. Так они заготовляли воду для купанья.
Для приготовления пищи в земляных печах на раскаленных кораллах или раковинах не требовалось воды, а для утоления жажды служило молоко кокосовых орехов. В течение всего пребывания нашей экспедиции на атоллах Ракаханга и Тонгарева мы располагали неистощимыми запасами кокосовых орехов. Они служили нам для утоления жажды, и в этом отношении значительно превосходили тепловатую воду. Если человек просит там «ваи», то есть воды, ему обычно приносят кокосовый орех. Тем не менее и на атоллах с пышными зарослями кокосовых пальм вода все же была необходима. Чтобы добыть ее, вырывали неглубокие колодцы. Даже если вода в нижних слоях была солоновата, она годилась для питья тем, кто привык к ней. Уже в эпоху европейской колонизации полинезийские рабочие на острове Молден предпочитали колодезную воду дождевой, накопленной в баках. Колодезной воде они приписывали целебные свойства. На этом острове множество мелких колодцев ограждено плитами из кораллового известняка; на дне их были найдены скорлупы орехов, которые использовались в качестве черпаков.
Древние обитатели атоллов при постройке домов вырубали столбы из местных пород деревьев. Кровли они покрывали листьями пандануса или кокосовой пальмы там, где эти пальмы выращивались. Чтобы в доме была ровная поверхность для спанья, пол покрывался слоем кораллового гравия, обкатанного на берегу набегающими волнами. Предохраняя гравий от разбрасывания, туземцы окружали дома низким прямоугольным барьером из плоских коралловых плит или небольших кусков кораллового известняка высотой от 6 до 1О дюймов. Когда временные поселенцы уплывали с острова, каркасы и крыши домов разрушались, а прямоугольный барьер, врытый ребром в землю, сохранился и остался в качестве постоянного свидетельства о древних поселениях.
На Вашингтоновых островах коралловая ограда не имеет определенной формы; что же касается островов Фаннинга, Рождества и Молдена, то барьеры там характеризуются прямоугольной формой. На островах Фаннинга встречается ступенчатая форма внутренней стороны некоторых барьеров из кораллового известняка, а на других обнаружены украшения в виде орнаментальных выступов, которые возвышаются на несколько дюймов над общим уровнем барьера. Два угловых камня имеют форму в виде буквы Г; эта форма встречается еще только на островах Танга. В своем исследовании по археологии Экваториальных островов Эмори правильно, как мне кажется, приходит к заключению, что строители этих сооружений на острове Фаннинга переселились сюда с островов Тонга, Поскольку из родословных островов Тонга можно установить, что подобные барьеры строились в XVI в., очевидно, сооружения Фаннинговых островов нельзя относить к более раннему времени. О том, что это развалины сооружений, некогда поставленных выходцами с Тонга, свидетельствуют также крючки для ловли бонитов, найденные в древнем могильнике. Полинезийские крючки для ловли бонитов с помощью блесны состоят из двух частей: осколка жемчужной раковины, похожего на маленькую рыбку, и выгнутого куска с наконечником, которым поддевают рыбу. В различных областях Полинезии распространены свои особые наконечники крючков. Крючки с острова Фаннинга, хранящиеся ныне в музее Бишопа, ближе всего напоминают тонганские. Кроме того, здесь были найдены базальтовые тесла, по форме напоминающие тесла острова Тонга. В одном могильнике на Экваториальных островах были, правда, найдены также зубы бурого дельфина с просверленными в них отверстиями, которые современная этнография связывает с Маркизскими островами; но не следует быть чересчур догматичным в этом вопросе.
Как на острове Рождества, так и на Молдене обнаружены приподнятые прямоугольные платформы со стенами из коралловых плит высотой от 2 до 3,5 фута, заполненные кусками коралла. Платформы острова Молден напоминают марае на Тонгареве и, очевидно, служили также для отправлений религиозного мульта.
На островах Фаннинга, Рождества и Молдена встречаются небольшие прямоугольные огороженные площадки длиной примерно в 6 футов и шириной более 3 футов. Их окаймляют плиты кораллового известняка высотой от 1 до 2 футов, внутри которых насыпан слой кораллового гравия. Подобные сооружения воздвигались на Тонгареве и на других атоллах для погребения покойников. Вместо того чтобы своими несовершенными орудиями вырывать ямы в крошащемся коралловом известняке, обитатели атоллов предпочитали устраивать могильники над землей из доступных им известняковых плит и засыпать покойников слоем кораллового гравия. Такое захоронение является примером прекрасного приспособления к местной обстановке.
Полинезийцы оставили и другие следы своего пребывания на этих островах, а именно — орудия труда. По базальтовым теслам, найденным на островах Фаннинга, и одному орудию с острова Рождества можно судить о том, что древние поселенцы прибыли сюда с вулканических островов. Когда они снимались с места, они обычно забирали с собой свои каменные орудия, но некоторые из них либо забывали, либо умышленно оставляли в качестве погребальных жертвоприношений. Переселенцы, которые оставались на атоллах в течение более долгого срока, были вынуждены пользоваться орудиями из раковин тридакны. Такие орудия из раковин были найдены на островах Рождества и Моллена. Эти находки указывают на то, что здесь в течение некоторого времени было постоянное население. На острове Старбак таких археологических находок не обнаружено.
Европейцы впервые посетили остров Молдена в 1825 г., когда британское судно «Блонд» под командованием лорда Байрона возвращалось в Англию с Гавайских островов: оно отвозило на родину тела гавайских короля и королевы, которые скончались в Лондоне от кори. Атолл был назван в честь лейтенанта Молдена, который вместе с естествоиспытателем Блоксамом сходил на берег, чтобы исследовать острова.
Блоксам довольно тщательно описал археологические остатки, однако на основе этих материалов Дампьер сделал неверный набросок храма, изобразив его в виде усеченной пирамиды.
Покойный профессор Макмиллан Браун использовал данные Блоксама и зарисовку Дампьера, создавая свою теорию затонувших архипелагов. Он усмотрел родственную связь между простыми строениями на Молдене и пирамидами солнца и луны на перуанском побережье, между мексиканскими теокалли и постройками в Металании на острове Понапе. Считая, что для постройки этих храмов понадобилась бы целая армия строителей, которые не могли постоянно проживать на Молдене, он сделал предположение, будто бы Молден был священным островом обитателей соседнего плодородного архипелага, который ныне якобы погрузился со всем населением на дно моря.
Достоверные сведения об Экваториальных островах были собраны экспедициями на судах «Уиппурвилл» и «Каимилоа»,
которые в 1925 г. были направлены музеем Бишопа. Эмори измерил:строения на острове Молдена, которые впервые увидел Блоксам. Известняковые плиты оказались по своим размерам не больше плит храма в Тонгареве. Любое сооружение острова Молдена легко могло быть воздвигнуто 50 рабочими. Ведущие к морю «вымощенные дороги», упомянутые Брауном, были, конечно, тропинками рыбаков, аналогичными тонгаревским, и не имели никакого ритуального значения. Я уже упоминал однажды о том, что условия жизни на атолловых островах были весьма примитивны. Эмори утверждает, что в 1914 г. капитан Стенбек с командой из 50 человек прожил на острове Молдена в течение 6 месяцев после того, как их продовольственные запасы были совершенно истощены. Они питались рыбой, яйцами диких птиц и завезенными на остров козами и свиньями. Древние обитатели атолла удовлетворялись, вероятно, рыбой и яйцами. Пищей им,
возможно, служил также портулак (Portulaka lutea), единственное съедобное растение, которое они употребляли, и морские водоросли.
Таким образом, чтобы объяснить остатки древних поселений, нет необходимости в гипотезе о затонувшем ныне плодо-
родном архипелаге, откуда якобы на необитаемый коралловый атолл приезжали паломники, чтобы молиться в воздвиг-
нутых ими храмах. По всей Полинезии ритуальные церемонии совершались в храмах, расположенных вблизи деревень. Даже великий межплеменной храм Тапутапу-атеа, куда, привлеченные его славой, собирались жители со всех окружающих островов, был расположен в густонаселенной местности.
История острова Молдена столь же проста, как и других атоллов. Его заселили какие-то полинезийцы, которые построили там храмы для поклонения своим богам, погребали покойников, прокладывали тропинки к морю, рыли колодцы и выделывали необходимые орудия из раковин тридакны. Питались они местными растениями и животными. Условия жизни были здесь очень суровы, и, вероятно, после очередной засухи или сильного урагана древние поселенцы переправились на другой остров.
Весьма соблазнительно, конечно, строить теории об угасшей загадочной цивилизации, которая существовала на затонувших плодородных землях, но подобная игра воображения находится в противоречии со здравым смыслом. Геологи не находят подтверждения теории о том, что после появления человека происходило затопление обширных земель в пределах Полинезийского.
треугольника. Ничего загадочного нет также и в найденных остатках материальной культуры древних поселений. Все они вполне объясняются временным полинезийским заселением, Отважные предки полинезийцев заплывали на коралловые острова, задерживались там на короткий промежуток времени, а затем либо возвращались на родину, либо отправлялись дальше на поиски более привлекательных земель. Когда же им случалось заблудиться на морских путях Океанской Девы, они доблестно гибли, отправляясь на дно на своих поврежденных судах, а вовсе не на тонущих архипелагах. Гаваики, общая родина полинезийцев, отнюдь не опустилась под воды Тихого океана. Мать земель Гаваи'и спокойно стоит в центре Полинезии и будет стоять там, даже если мы, ее дети, будем преданы забвению.

ГЛАВА 12.

СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ РАДИУС.

Ветвь полинезийцев, называвшая себя таке, мигрировала из Центральной Полинезии на северо-восток. Суда этих мореходов прошли сквозь мрак неизведанных далей и проникли к группе вулканических островов, над которыми сияло яркое солнце; полинезийцы приветствовали новую землю как царство света и назвали вновь открытые острова именем Хива. Спустя несколько столетий другой народ переименовал их в Маркизские. Самый западный остров этого архипелага расположен примерно на расстоянии 1000 миль от Ра'иатеи. Архипелаг делится южную и северную группы островов. В Южной группе острова Фату-Хива, Тахуата и Хива-Оа; в северной — 'Уапоу, Нукухива' и Уахука. До появления людей с Запада, принесших с собой множество смертоносных микробов, которые следовали за ними повсюду, был населен также и ряд мелких островов.
В древности население островов Хива достигало нескольких десятков тысяч. В 1813 г., по подсчетам капитана Портера, на Нукухиве было 19 200 воинов. Общее население группы он оценил в 80 000 человек, возможно, несколько преувеличив фактическую численность. В 1904 г. население сократилось до 4000 человек, а перепись 1911 г. показала уже только 2890 человек. В страну, которая действительно некогда была царством света по состоянию здоровья ее обитателей, корабли европейцев занесли венерические болезни, туберкулез и различные эпидемии.
Жители Маркизских островов особенно сильно пострадали за доброту и гостеприимство, оказанное европейцам.
Скалистые Маркизские острова изобилуют базальтом, послужившим древним поселенцам в качестве сырья для орудий.
С горных хребтов, достигающих на острове 'Уапоу высоты 4000 футов, низвергаются потоки. Они прорезали глубокие долины, где вдоль русла почти нет ровных участков.
Склоны хребтов падают отвесными стенами, изолируя одну долину от другой и круто спускаясь к морю. Для прибрежной равнины почти не остается места. Устья долин образуют бухты, не защищенные коралловыми рифами. Небольшие коралловые островки лишь изредка попадаются в некоторых бухтах.
Легенды называют первых пришельцев таке, что означает источник, корень. И действительно, они были источником человеческой жизни. Человек прибыл сюда из Центральной Полинезии и пустил корни в глубоких изолированных долинах скалистых островов Хива. Корни жизни укрепились здесь так давно, что предания, просочившиеся к нам через многие поколения, утратили с течением времени имена первых мореплавателей и названия их больших лодок. Священные песни представляют собой нечто вроде сокращенных судовых журналов мореплавателей.
В них упоминаются названия многочисленных земель юго-западных морей, на которых побывали предки жителей Маркизских островов. Среди этих земель фигурируют Гаваи'и, Уапоу, Вавау и Фити-нуи, то есть древние названия Ра'иатеи, Таха'а, Порапоры и великого Таити. Этими древними названиями маркизанцы обозначили некоторые местности на своей новой родине. Подобно тому как название Новой Англии в восточной части Соединенных Штатов свидетельствует об английском происхождении первых колонистов, так имена, упоминаемые в песнях Маркизских островов, и местная топонимика определенно указывают на то, что острова Общества были той областью, откуда прибыли первые переселенцы.
В центре расселения каждой островной группы следовало бы поставить памятник предводителю первых мореходов. В наши дни многие полинезийцы с волнением возложили бы благоухающнй венок у подножия простого надгробного камня, воздвигнутого в честь неизвестного предка.
Для того чтобы разобраться в заметных различиях между языком Маркизских островов и языком Центральной Полинезии, нужно сказать несколько слов об изменениях согласных. Южная часть Маркизских островов, очевидно, подверглась влиянию позднейших изменений, происшедших в таитянской речи, Точно так же, как и на Таити, Самоа и Гавайских островах, здесь пропал звух «k». В словах, где северные маркизанцы произносят «h»», на юге звучит таитянское «f». Как на северных, так и на южных Маркизских островах звук «ng» заменился звуком «n», а в некоторых местностях, например на южном острове Новой Зеландии, «ng» вытеснилось звуком «k». Самым любопытным изменением, однако, является то, что на обеих группах островов пропал согласный звук «r». Он сохранился только в нескольких словах. Опущенные согласные передаются в речи паузой, а в письме — апострофом. Таким образом, маркизанское слово 'а заменило ra (солнце) первоначального языка «'unа» — «runga» (над) и «’ao» — raro (под).
Очевидно, древние мифы были частично забыты на Маркизских островах, когда их впервые начали записывать, много времени спустя после появления европейцев. В мифах о сотворении вселенной утрачены многие подробности, которые должны были некогда знать жрецы. Все-таки некоторые основные сюжеты дошли до нас, хотя и в измененном виде. Толкование их возможно только если восстановить правильную последовательность событий.
Сотворение начинается с прародителей Папа-'уна (Верхний пласт) и Папа-'а'о (Нижний пласт). Они произвели на свет многочисленных отпрысков, среди которых фигурируют Атеа, Тане, Ту 'Оно-тапу (Ронго-тапу), Тонофити, Тики и Аумиа, которые уже известны нам по мифам других островов. Верхний и Нижний пласты находились очень близко друг к другу, поэтому дети их родились в темноте. Дети восстали против родителей и решили заставить их раздвинуться, чтобы свет проник в мир. В маркизанской мифологии отсутствует бог легенд Таити и островов Кука — Ру, подпиравший небо. Его место занимает здесь Тонофити. Он вытолкнул ввысь Верхний пласт, после чего боги, произведенные двумя прародителями, завоевали свое положениев мире света.
От уже рассмотренных нами версий миф Маркизских островов отличается тем, что, согласно ему, один Папа женится другой Папе и производит на свет Атеа. Тогда как по мифологии других островов Атеа женится на Папе. Поскольку Папа бы уже замужем, творцы маркизанских мифов создали новое действующее лицо — Атануа, которая и стала женой Атеа. Те Туму и Фа'ахоту, играющие в этот период важную роль в других преданиях, на Маркизских островах неизвестны. Те Туму (Источник) был заменен здесь другим персонажем — Таке (Источник), чье имя соответствует названию, применявшемуся к первым людям, которые расселились на островах Хива. Возможно, что к тому времени, когда первые переселенцы покинули Центральную Полинезию, там еще не было мифа о Фа'ахоту. В противном случае маркизанские жрецы не дали бы себе труда создать еще одно божество Атануа.
Как и в Центральной Полинезии, Атеа считается на Маркизских островах прямым предком человека. Вступая брак с различными явлениями природы, олицетворенными в образе женщин, Атеа породил также горы, скалы, землю, различные съедобные растения — кокосовую пальму, хлебное дерево, каштаны, некоторые несъедобные растения и свинью. Этот бог считался также отцом месяцев лунного календаря. Таким образом, Атеа выполняет в мифах Маркизских островов миссию творца, которая мифологией островов Туамоту, Мангаревы, Новой Зеландии и острова Пасхи приписывалась Тики.
Сферой деятельности другого потомка Верхнего и Нижнего пластов — бога Ту — была война. А те, кто принимал особое участие в ритуалах, посвященных Ту, именовались ати-ту, что значит «племя Ту». 'Оно или Оно-тапу, который выступает в мифах других островов как Ронго, бог мира и земледелия, здесь является легендарной личностью без божественных атрибутов.
Возможно, что маркизанцы были настолько воинственны, что не нуждались в боге мира, а пашни их были так малы, что не за что было благодарить бога земледелия. На то, что Ронго был когда-то могущественным, указывает сообщение о победе над богом Тохетика. Он, подобно Тохетике, нашел себе место в пантеоне островов Кука.
Другой бог, пользовавшийся большими почестями в Опао,— Тане, тоже утратил свою божественность на Маркизских островах. Но все-таки в местных преданиях есть неясные упоминания о его связях с ремесленниками, и он также ассоциируется со священным теслом. Тане считали, кроме того, покровителем людей со светлой кожей и волосами, то есть в исторические времена он выступал в качестве предка белой расы.
Среди местных богов Маркизских островов фигурировали Канату (Мысль) и Пупуке (Источник или Познание, бьющее ключом). Оба эти божества считались покровителями священных песен. Пупуке, кроме того, был богом единого семейства жрецов-шаманов. В мифах Новой Зеландии Руа-и-те-пупуке выступает так же, как источник мудрости. Я упомянул о Пупуке с целью показать, что некоторые отвлеченные понятия были широко распространены по всей Полинезии и олицетворялись в виде божества.
Одна из самых удивительных особенностей мифологии Маркизских островов заключается в том, что Тана'оа (Тангароа) не считался потомком Папа'уна и Папа'а'о. Но все-таки и здесь он выступает в роли бога ветров, моря и рыболовства. В мифологни Новой Зеландии Тангароа тоже фигурирует как бог морей и рыболовства. Отсюда следует, что эта сфера деятельности была закреплена за Тангароа мифами Центральной Полинезии к тому времени, когда предки жителей Маркизских островов и Новой Зеландии отправлялись в свои плавания; до роли создателя он возвысился уже на более поздней ступени развития культуры Центральной Полинезии.
Некоторые маркизанские мифы возводят в ранг прародителя людей Тики, который якобы жил на Гаваики, когда еще был холост. Однажды бог сделал из песка холмик, напоминавший по форме ребенка. Вернувшись через три дня, он обнаружил, что холмик ожил и превратился в девушку. Тики назвал ее Хина-ту-на-оне (Девушка, стоящая на песках) и взял себе в жены. От этой пары родились Верхний пласт и Нижний пласт, которые в свою очередь произвели на свет Атеа и Атануа. С помощью заклинания Тики сотворил остров Нукухива и поселил здесь Атеа и Атануа. Жители Нукухива делали каменные изображения Тики и поклонялись им.
Я полагаю, что эта версия сотворения человека возникла на Маркизских островах позднее из несвязных обрывков древних мифов. Возможно, что ее придумали специально для современных охотников за древней мудростью. В более отдаленные времена вряд ли какой-нибудь жрец или сказитель отклонился бы столь сильно от версий, распространенных на других островах.
В другом мифе рассказывается о том, что Тики сотворил женщину из песка или земли и назвал ее Хина-мата-оне (Девушка из земли). Став женой Тики, она родила ему дочь. Чтобы можно было тайно посещать дочь, с которой бог вступил в кровосмесительную связь, Тики выстроил для нее отдельный дом. Этот вариант мифа известен также на островах Туамоту и Мангареве и перекликается с более распространенной версией. Очевидно, сказителям Маркизских астровов был известен и первоначальный миф, согласно которому Тики являлся прямым предком человека. Современные сказители грубо ошибаются, заменяя Тики богом Атеа.
В родословной, записанной Хэнди, насчитывается 159 поколений, начиная с 'Ани-мотуа (Ранги-матуа), Неба-отца. Ватеа(Атеа) и его жена Атануа относятся к 50-му поколению, считая от Неба-отца. Тики относится к 71-му поколению. Число поколений, отделяющих Ватеа от Тики, соответствует принятому в большинстве генеалогий. Однако если считать среднюю продолжительность жизни одного поколения в 25 лет, то получается, что родословная восходит к 2000-му году до нашей эры. Сохрани память о предках за такой период, конечно, невозможно. В этой родословной в качестве предков перечисляются явления природы, представления о сотворении мира и развитии природы, названия морей, земель и ветров, Все это олицетворялось в образах мужчин и женшин, которые вступали в браки междусобой. Генеалогия представляет собой запутанный перечень эволюционных процессов и не поддается расшифровке, потому что уже давно нет в живых людей, которые смогли бы истолковать миропонимание древних жителей Маркизских островов.
Мы можем только восхищаться силой человеческой памяти, которая донесла до нас этот длинный перечень понятий уже после того, как были безвозвратно забыты их значение и смысл.
Особые специалисты, называемые о'оно (оронго), изучали и запоминали родословные, обучая своему искусству молодежь.
Они пользовались при этом та'о мата — переплетенными волокнами кокосовой пальмы, к которым прикреплялись длинные веревки с узелками, представлявшими различные поколения родословной. Они напоминают quipus — узловатые веревки, при помощи которых перуанцы вели свои деловые расчеты. Считается, что древние жители Маркизских островов использовали свое изобретение для запоминания генеалогий. С рождением каждого ребенка на веревку родословной добавляется новый узелок. Однако сами по себе узелки не могли служить ключом для запоминания собственных имен. Как узловатые веревки, так и новозеландские генеалогические деревянные палочки с шишками, покрытыми резьбой, были рассчитаны скорее на эффект, который они производили на слушателей. Количество узлов на веревке и шишек на палочке, указывающих число поколений в родословной, поражало аудиторию. Напряжение достигало предела, когда рассказчик, касаясь последнего узла или шишки, заканчивал рассказ о последнем поколении.
Среди легендарных героев мы снова встречаемся с братьями Мауи. В сказаниях Маркизских островов их насчитывалось семеро. Старшего звали Мауи-муа, а младшего — Мауи-тики-тики. Среди средних братьев перечисляются Мауи-му'и, Мауи-пае, Мауи-таха. Если вместо Мауи-му' и поставить Мауи-рото, то имена братьев полностью совпадут с новозеландскими, где их насчитывалось 5 человек. Лишними оказываются Мауи-вавека и Мауи-хакатата-маи. Возможно, что в исходном сказании двое из 5 братьев имели по 2 альтернативных имени, которые с течением времени превратились в отдельных субъектов, увеличив численность семейства до 7 человек.
По преданиям Маркизских, островов, младший брат Мауи-ти-ки-тики также вылавливает из воды различные острова при помощи удочки. Он достает огонь под землей у своего деда Махуике в, чтобы успеть просушить свою одежду, задерживает продвижение солнца по небу, поймав его в петлю из человеческих волос.
Решив вернуть свою жену, он оборачивается голубем ('упе). По новозеландскому преданию, младший Мауи превратился в голубя (руне), чтобы найти свою сестру.
Переходя к эпохе легендарных полинезийских героев, мы встречаем целый ряд имен предков, которым приписывается первое заселение 6 обитаемых островов. Полагают, что эти предки прибывали на острова Хиву между Х и ХII вв., однако никаких сведений о названиях их судов не сохранилось. Среди мореплавателей упоминается Махута, который встречается также в легендах Ракаханги и Тонгаревы.
Маркизанцы, у которых Хэнди собирал сведения, считали, что в Стране света первой была заселена древняя местность Вевау на острове Хива-Оа. В настоящее время она включает в себя долины Атуоиа, Те Хуту, Тааоа и Тахаука. В этой наиболее плодородной части самого привлекательного острова и поселились таке. Здесь они объединились и образовали свой культурный центр, здесь их мифология и мифологические традиционные понятия отлились в виде определенных образцов.
Население стало расти; в узких долинах Вевау формировались новые племена. Некоторые жители переселялись на соседние острова и стали предками новых племен. На северном острове Нукухива Таипиваи приобрел значение второго культурного центра. Тем не менее Вевау сохранил преобладающее влияние в качестве первого поселения. По преданиям, души умерших собирались с окружающих островов на мыс Киукиу в Вевау, прежде чем отправиться в свое долгое путешествие на запад. Жители.
Вевау называли себя на-ики. Это сокращенная форма от на-'ки, что на первоначальном наречии звучало как ига-арики и означало «верховные вожди». Так, маркизанские на-ики, как и потомки первых поселенцев на Мангайа, именовавшие себя нга-рики, уже одним названием своего племени утверждали первородство и превосходство над всеми остальными племенами. Их могли разбить на войне другие, менее древние племена, но никто не мог лишить их ни доблестного имени, ни славы прошлых деяний, которая крылась за ними.
На основе культуры, занесенной из Центральной Полинезии, маркизанские туземцы создали свою особую цивилизацию на островах Хива. Хива-Оа прославилась резьбой по дереву и камню, а Нукухива стала знаменита искусством каменной кладки.
Однако техника ремесла распространилась по всей островной группе. Совершая морские походы, жители Маркизских островов.
проникали на Туамоту и архипелаг Кука, а в восточном направлении заплывали еще дальше, оказав влияние на культуру Мангаревы и острова Пасхи. Возможно, что некоторые мореплаватели посещали Маркизские острова по пути на Север, к Гавайям.
Таким образом, Маркизские острова превратились в центр распространения полинезийской культуры на восток. В этом отношении они играли ту же роль, что и Гаваи'и в центре Полинезии..
Туземцы Маркизскнх островов, переселившиеся с Гаваи'и, перевезли с собой свиней и домашнюю птицу; собак же у них не было: либо их не взяли с собой, либо они вымерли. Переселенцы также привезли с Гаваи'и бумажную шелковицу и семена различных съедобных растений. Особенным предпочтением пользовалось у них хлебное дерево. Излишки урожая хранили в ямах, выложенных банановыми листьями, в которых плоды заквашивались и хранились в течение довольно долгого времени. Хлебное дерево приносило большие урожаи, которые обеспечивали постоянные запасы пищи: заквашенные плоды хлебного дерева (ма) месили руками, завертывали в листья и пекли в земляных печах. После этого их толкли каменными пестиками и разводили в воде, чтобы получить тестообразную массу (попои).
Этот способ приготовления пищи привел к употреблению каменного пестика с выпуклым круглым основанием, которое переходило в круглую шейку пестика и увенчивалось шишкой, чтобы рука не соскальзыва.па вверх. Охотники за диковинками так расхватывали впоследствии эти пестики, что на островах они стали редкостью. Немецкие торговцы сумели заработать на коллекционерах древностей. Они начали ввозить в Германию породу с Маркизских островов и выделывать из нее большое количество пестиков, которые затем ввозили снова на острова и продавали туземцам. Современные жители Маркизских островов быстро восприняли торговые приемы западной цивилизации: они стали продавать ввозимые предметы туристам и торговцам, выдавая их за древние оригинальные образцы. Мы храним несколько по-
добных пестиков в музее Бишопа, чтобы продемонстрировать достижения западной культуры в Полинезии.
Наряду с новозеландцами жители Маркизских островов были лучшими резчиками по дереву во всей Полинезии. Древние мастера вызывают восхищение богатством и сложностью рисунков, украшавших утварь и оружие. Но они не ограничивались деревом и костью как материалами для художественного произведения; самые лучшие рисунки они воспроизводили на человеческом теле в виде татуировок. Тело туземца было полностью покрыто татуировкой: от волос до ногтей на ногах, как будто древние художники боялись потерять хотя бы кусочек человеческого тела, являвшегося для них своеобразным полотном. В резьбе по дереву и татуировке развились самобытные мотивы, для которых характерны завитки и простые спирали.
Что касается архитектуры жилищ, то и в этом направлении маркизанцы выработали своеобразные формы. Крыша полого спускалась к земле в задней части дома, тогда как передняя его стена была нормальной высоты. Горизонтальные балки, скрепляющие стропила, располагались внутри, а не снаружи стропил, как на Таити. Жилища размещались на горизонтальных каменных площадках, выступающих со склонов глубоко врезанных долин. Дома строились на приподнятом участке в конце площадки; перед ними на несколько более низком уровне разбивался открытый двор. Во дворе в наклонном положении устанавливалось несколько больших камней, чтобы отец семейства и особо почетные гости могли удобно располагаться на каменном сиденье, опираясь на каменные спинки. Беседуя, они наблюдали за раскинувшейся перед ними вечерней жизнью долины.
Ремесленники Маркизских островов проявили также большую изобретательность в изготовлении украшений. Их украшения для ушей отличались изысканной формой; изготовляли они и поделки из зубов кашалота. Очень своеобразны были нагрудные и головные украшения. Из человеческих волос, мастерски переплетенных с волокнами кокосовой пальмы, выделывались ручные и ножные браслеты и даже юбочки. Чтобы черные волосы в украшениях оставались постоянно круто завитыми, их туго накручивали на деревянный стержень, завертывали в зеленые листья и подвергали воздействию высокой температуры в земляной печи.
Бороды и усы также шли на украшения, но в этом случае предпочитали седые волосы. Таитяне делали кисточки для на-
грудных украшений из серых волос собачьих хвостов. У новозеландских туземцев подобные кисточки украшали плащи и оружие. Поскольку на Маркизских островах собак не было, пожилые люди были там источником этого сырья. Когда старик узнавал, что у него скоро родится внук, он отращивал бороду, чтобы можно было сделать украшения ребенку. Рассматривая музейные экспонаты, украшенные кисточками из волос, которые тщательно перевязаны волокнами из кожуры кокосовой пальмы, я не мог удержаться от мысли о том, с какой любовью, должно быть, расчесывал старый дед свою бороду и какое удовольствие он испытывал, когда она была достаточно длинной, чтобы ее можно было обрезать для внука.
Одним из специфических головных украшений Маркизских островов были налобные кольца. Они представляли собой ряд вырезанных из черепашьих щитов дисков, чередовавшихся с изогнутыми морскими раковинами. Все это подвешивалось на ленту, сплетенную из волокон кокосовой пальмы, к которой еще прикреплялись круглые кусочки перламутровых раковин. После того как установились связи с европейцами, на подобные головные украшения возник очень большой спрос. Однако черепашьи щиты — вещь редкая, а резьба по ним представляет трудности. Жемчужным раковинам также нелегко придать круглую форму и высверлить в них отверстия. Поэтому европейские торговцы завезли на Маркизские острова разные эбонитовые кружки и пуговицы для рубашек, из которых маркизанцы изготовляли голову украшения; некоторые из них хранятся в настоящее время в мировых музеях, ни в ком не вызывая подозрений в своем древнем происхождении.
Для совершения религиозных обрядов на Маркизских островах сооружали каменные террасы, так называемые ме'ае. Здесь выставлялись деревянные и каменные изображения богов, которым приносились человеческие жертвы. Местные скульпторы выработали и закрепили традиционный самобытный облик подобных статуй. Подогнутые ноги и руки, сложенные на животе, характерны и для других районов Полинезии. Но большие глаза, ограниченные низким круглым выступом, напоминающим очки, нос с широкими ноздрями, широкий прямой рот, очерченный параллельными линиями, которые загибаются по краям, мочки ушей, оттянутые спиралями, две пятипалые руки, вырезанные так, что онн соприкасаются средними пальцами, — все зто является особенностями местного мастерства. Некоторые авторы рассматривали условные изображения богов как грубую попытку воспроизвести человеческое тело. Однако ни один полннезийский
художник, за исключением только, может быть, жителей Мангаревы, не пытался реалистически высечь человеческую фигуру. Они создавали символические изображения в субъективной интерпретации и не стремились к анатомической точности.
Когда я изучил по плану Линтона место сборищ Нанаухи в долине Хатихеу на острове Нукухива, мне приснился сон, в котором смешалось то, что я читал, и то, что я чувствовал. Мне приснилось, что я нахожусь на террасе для посетителей, поднимающейся примерно на 4 фута над серединой большой танцевальной площадки. Пологий холм возвышался за моей спиной.
Ровная прямоугольная площадка для плясок достигала 300 футов в длину и 60 футов в ширину. Со всех сторон ее окружали широкие террасы, высотой от 1 до 2 футов. Толпы народа заполняли их. За террасами были расположены более высокие площадки, предназначенные для различных социальных групп.
Слева от меня находилась длинная терраса с продолговатым сиденьем для воинов племени. Она была на 7 футов выше, чем площадка для плясок. Здесь ряд за рядом сидели воины с прекрасно отполированными и украшенными резьбой палицами из железного дерева. Ни одна женщина не смела приблизиться к террасе, где сидели воины, потому что зто было для нее «табу». За воинами на краю площадки помещалась каменная платформа высотой в 3 фута. На ней стояло своеобразное высокое здание, где.
собирались жрецы. Левая часть площадки для плясок была ограничена открытыми террасами; дальше за ними располагались террасы домов. В центре находился проход с крутыми ступень-ками, по которым я вошел. Направо протягивалась низкая терраса. Рядом с ней находилась площадка высотой в 7 футов. На террасе был выстроен дом с открытым пространством перед ним.
Это место было переполнено женщинами и детьми.
На правом конце располагалась открытая терраса высотой в 1 фут, а позади нее — еще одна — на 3 фута выше первой, где стоял большой длинный дом, принадлежавший верховному вождю племени. Окруженный подчиненными ему вождями и родственниками, вождь сидел на открытой платформе, откинувшись на наклонную каменную спинку. На противоположной стороне, напротив нас, помещалась низ кая платформа с террасой на конце, возвьппавшейся на 1 фут.
И платформа, и терраса были заполнены людьми. Справа на платформе высотой в 4 фута находились только старики. В левом углу была еще одна платформа высотой в 4 фута. Всю ее заполняли большие деревянные барабаны. Они были так высоки.. что ударявшие в них молодые люди, чтобы достать до верха барабана, вынуждены были стоять на подставках.
Я с восхищением смотрел на окружавших меня людей. Тела их были смазаны благоухающим кокосовым маслом. Сложные, рисунки татуировки покрывали нх тела с ног до головы, оставляя нетатуированным лишь столько места на коже, чтобы были видны синие линии рисунка. На всех мужчинах были надеты.
набедренные повязки из луба, пропущенные между ногами и перевязанные вокруг талии. Кончики повязки свисали впереди и сзади. На многих поверх повязок были еще надеты юбочки из человеческих волос. Некоторые носили наплечные накидки, сделанные из волос, как и юбочки. На других были накинуты плащи из луба, которые завязывались спереди большим узлом. Браслеты из человеческих волос были надеты как на ногах, так и на руках. На груди красовались отполированные жемчужные раковины, скрепленные нашейным шнуром. На некоторых были надеты деревянные полумесяцы, покрытые красными семенами, на других — ожерелья из зубов кашалота. В уши мужчины вставляли кружки, вырезанные из китового уса. Они закрывали переднюю часть уха и прикреплялись к нему с помощью коралловых штифтов, которые вставлялись в отверстия ушных мочек. Женские украшения были изящнее. они представляли собой миниатюрные человеческие фигурки, вырезанные из китового уса.
Самое большое внимание все же привлекали головные уборы. У жрецов они были сделаны из листьев пандануса, н им придавалась форма, напоминающая спереди епископскую митру.
Молодежь носила на лбу переплетенные ленты, на которых были привешены изогнутые пластинки из белых раковин, перемежавшиеся с покрытыми резьбой черепашьими щитками. Самые великолепные головные уборы были украшены длинными черными перьями из петушиных хвостов. Они торчали вверх и колыхались над головами. Их скреплял переплетенный шнур, концы которого завязывались под подбородком. На лбу у некоторых мужчин была широкая повязка в форме полумесяца, покрытая радужными голубиными перьями; закреплялась она на затылке.
Другие носили широкие переплетенные ленты с целыми жемчужными раковинами посредине и арабесками над ними, вырезанными из черепашьих щитков. Разнообразие в праздничные одежды вносили также лобные украшения из седых бород стариков.
Еще более разнообразны были прически. Пожилые мужчины выбривали по бокам голову с помощью зуба акулы, а оставшиеся посреди волосы связывались на макушке в пучок белой лубяной лентой. Более молодые мужчины оставляли спереди два пучка волос, завертывая их в белую кору, что напоминало рога.
Каждый знатный мужчина держал в правой руке длинный жезл, украшенный на конце волнистыми человеческими волосами, а в левой — изящный веер из сплетенных листьев пандануса с красивой резной рукояткой. Барабаны гремели беспрерывно; как только один из барабанщиков уставал и сходил с платформы, тотчас же его место занимал другой. Внизу под барабанами расположилась группа певцов. Они пели в такт барабанного боя.
В правом углу площадки для плясок находился длинный открытый навес. Под ним были большие печи, из которых только что вынули приготовленную пищу. Вынесли большие деревянные чаши, наполненные перебродившими выпеченными плодами хлебного дерева. Их поместили в ряд на площадке для плясок и прикрыли банановыми листьями. Рядом на банановые листья положили целиком зажаренные свиные туши. Сырые плоды хлебного дерева были сложены в пирамиды. Ямс и прочие местные припасы громоздились в кучах, свидетельствуя о щедром гостеприимстве. Вперед вышли мужчины с бамбуковыми ножами и быстро разрезали свиные туши. Их помощники разделили куски свинины и остальную еду на доли. После этого распределитель начал выкликать имена, указывая при этом на какую-нибудь долю. Вызванный в сопровождении друзей спускался с террасы или платформы и забирал свою долю пищи, и так, пока все не получили, что им причиталось.
Во сне мне слышался голос распределителя: «То ха'афити иа Те 'Ани Хи 'оа» (Вот доля Те Ранги Хироа). Увы, это был только сон. Когда все было разделено, началось пиршество. Барабанный бой, пение, разговор и веселый смех — все слилось в сплошной гул. Жить стало радостнее.
Внезапно барабаны переменили ритм, а рев трубы из раковины остановил нестройные звуки. На центральную площадку для плясок впорхнула группа девушек, грациозных и прекрасных. Благоухающие листья и цветы покрывали их тела. К указательным пальцам каждой руки кольцами из лент были прикреплены длинные красивые перья птицы босун. Гибкие тела ритмично плыли под звуки барабанов и песни; ноги отбивали такт, а трепещущие перья на тонких пальцах словно приводили в колыхание воздух. За девушками следовали юноши — ка'иои. На них были желтые набедренные повязки, а татуированные тела были до блесканамазаны маслом кокосовой пальмы и шафрановой куркумой.
Это была золотая плеяда молодости и мужской красоты. Грохот барабанов и топот ног слились в единый ритм. Может ли быть более совершенная картина, чем большая площадка для плясок с ритмично двигающимися телами и окружающие ее террасы, заполненные безмолвными, затаившими дыхание зрителями, которые с восторгом смотрят на сцену? Сооружения из камня, строения, наряды, украшения, обряды и пляски — все это было проявлением культуры одного из наиболее мужественных полинезийских племен.
Где, кроме как во сне, можем мы еще ощутить биение прошлого? Мне не хочется просыпаться; наяву я увижу только карандашный рисунок в книжке; он изображает безлюдную заброшенную террасу, поросшую южными сорняками, и унылые каменные стены, уже почти сровнявшиеся с землей.

ГЛАВА 13.

ЮГ и ЮГО-ВОСТОК

Я спросил седоволосого старца с морщинистым лицом о том, как представляют себе полинезийцы сотворение мира. Он дал мне современный ответ, основанный на Книге бытия. Я хотел, чтобы он отрешился от мешающей мне современности, и спросил его: «Ну да, так думаешь ты и так думаю я, но что думали твои предки еще до того, как сюда проникла Библня?» Презрительно пожав плечами, он ответил: «Разве мы с тобой можем знать, что думали об этом язычники?» Первые миссионеры стремились разрушить в полинезийцах их представления о сотворении мира и их веру в могущество местных богов. Часто, если вождь обращался в христианство, те, кто был недоволен его светской властью, сохраняли приверженность к старой вере. Жестокие войны вспыхивали по политическим причинам не реже, чем по религиозным, и новообращенные с особым наслаждением разрушали вражеские храмы и сокрушали богов.
Жрецы и сказители, принявшие новую веру, отказывались сообщать кому-либо представления древнего культа и предания. Так оборвалась традиционная нить передачи. Когда спустя многие годы после принятия христианства исследователи стали расспрашивать о древней религии и мифах, то в ответ они получали только разрозненные, не связанные между собой отрывки. Миссионеры Эллис и Орсмонд на Таити, Гилл на Мангайе и Лаваль на Мангареве собрали бесценные сведения, которые были бы безвозвратно потеряны. Что же касается новообращенных коренных жителей и местных пасторов, то они безжалостно уничтожали преследуемую веру и ее материальные проявления, которые не представляли для них интереса. Поэтому-то на тех островах, где жителей в христианство обращали миссионеры и проповедники из числа полинезийцев, сохранилось так мало сведений о прошлом.
Мы исключительно плохо осведомлены о мифологии и устных исторических преданиях Южных островов. Возможно, что это было вызвано полнейшим перерывом в преемственности, который наступил в первый период обращения в христианство.
Южные (Аустральные) острова вулканического происхождения — Риматара, Руруту, Тупуа'и (Тубуаи) и Раивавае— лежат на 400 миль к югу от Таити и представляют собой юго-восточное продолжение архипелага Кука. Между самым восточным островом архипелага Кука — Мангайей — и Риматарой расположен маленький необитаемый атолл Мария (остров Халл). Он мог служить ориентиром и местом отдыха для древних мореходов при плаваниях между островами Кука и Южными. На этих островах с довольно высокими горными хребтами и плодородными долинами начала развиваться культура, занесенная первыми переселенцами. Они завезли сюда все съедобные растения, включая хлебное дерево и кокосовую пальму. По тем немногим све дениям, которые имеются в нашем распоряжении, мы можем судить о том, что западные острова Риматара и Руруту испытывали культурное влияние архипелага Кука, а восточные острова Тупуа'и и Раивавае были теснее связаны с Таити, расположенными к северу от них.
Европейские мореплаватели, впервые посетившие эти острова в конце XVIII в., сообщают, что там было многочисленное и здоровое население. Они видели большие двойные ладьи из сшитых досок, а также лодки с балансиром и высокой кормой, покрытой; резьбой; резьбой покрывали и верхнюю часть борта. Ладьи были украшены перьями морских птиц, прикрепленными к прошивке верхнего ряда досок приблизительно так же, как на древних новозеландских военных ладьях. С кормы и носа свисали, кроме того, гирлянды из перьев.
Оружие местных жителей было хорошо выделано и покрыто более искусной резьбой; чем на Таити. Позднее моряки жадно охотились за диковинками южных морей: покрытыми резьбой веслами, отполированными палицами с ромбовидными лезвиями и каменными пестиками из Раивавае.
Многие из этих предметов попали в музеи, и их приписывают обычно Раивавае (Высокий остров). К сожалению, мы не знаем ничего определенного о палицах и веслах трех остальных островов.
Многие этнографы заблуждаются относительно происхождения раиваваеаских весел, считая их заимствованными с острова Мангайа в архипелаге Кука. Это заблуждение возникло из-за сходства некоторых орнаментальных сюжетов на веслах острова Раивавае с рисунками на мангайанских церемониальных веслах.
Между тем весла на Мангайе совершенно другой формы, и мангайанские резчики не воспроизводили кружков, завитков и женских фигур, украшающих весла Раивавае.
В числе древних «диковинок» во многих музеях показывается деревянный, сплошь покрытый резьбой разливной черпак. Он изготовлен из цельного куска дерева и напоминает вытянутую чашу, длинная ручка которой по форме и по резьбе похожа на рукоять весла. Однако производство этих черпаков, вероятно, относится уже к эпохе, последовавшей за европейским проникновением, потому что у древних полинезийцев не было необходимости в подобной утвари, которая, кстати сказать, не обнаружена на других полинезийских островах.
Пользуясь земляными печами, нельзя сварить ни супа, ни другого жидкого блюда. Один из моих коллег высказал предположение, что местные жители познакомились с черпаками на иностранных судах, которые они посещали. Комбинация чаши и рукояти весла породила предмет, столь популярный среди европейских коллекционеров.
О Южных островах собрано меньше сведений, чем о каком-либо другом населенном архипелаге Полинезии. Музей Бишопа в 1920 — 1922 гг. включил Южные острова и остров Рапа в план своих исследований. Из-за отсутствия регулярного пароходного сообщения членам экспедиции не удалось проникнуть на два западных острова; на восточных островах
высадились Эткен и Стоке (первый — на Тубуаи, а второй на Раивавае). Несмотря на то что оба этнографа собрали ценные сведения, материал, касающийся мифов о сотворении и древнем заселении островов, оказался скудным.
Мореплаватель Хиро, широко известный на Таити, архипелаге Кука и в Новой Зеландии, считается на Тубуаи первым посетителем острова и предком его жителей. На Раивавае Хира выступает как предок, именуемый Хиро-мата-атуа (Хиро сбожественным ликом), который женился на Эвари'и — дочери бога Тане. У них родился сын по имени Мауи.
Чтобы проследить родственную связь между богами и героями Южных островов, с одной стороны, и богами и героями
остальной Полинезии — с другой, необходимо сделать отступление и упомянуть об изменениях в языке и местных особенностях произношения гортанных звуков. На Южных островах, как и на Таити, пропадают согласные «k» и «ng». На Руруту, так же как и на островах Кука, выпадает звук «h». Имя Эвари'и до выпадения двух гласных и согласного «k» произносилось как Эва-арики, то есть Эва — верховная правительница. Эва — это южноостровная форма от имени Ева. Я допускаю, что это имя было заимствовано из «Книги бытия» и вытеснило полинезийскую героиню, чье имя было забыто. То, что великий полинезийский полубог Мауи получил здесь таких необычайных родителей, свидетельствует о духовной растерянности, наступившей в Полинезии после того, как были заброшены старые боги.
Несмотря на новую родословную, все же Мауи и на Южных островах приписывается несколько деяний, фигурирующих в полном перечне его подвигов. В одном предании с острова Тубуаи рассказывается о том, как Мауи воздвигнул храм, выловил удочкой различные острова и добыл огонь. Как и в легендах других островов, здесь рассказывается, что герой поймал в петлю солнце, хотя последний подвиг излагается в местном варианте.
У Мауи и его матери не было иной возможности испечь таро, как только выставив его на солнце. Однако солнце двигалось по небу так быстро, что, когда наступил вечер, таро было еще сырым. Съев недопеченную пищу, Мауи и мать повредили себе горло и рот. Современные химики разъяснили нам, что в таро содержатся кристаллы щавелевой кислоты, которая раздражает слизистую оболочку пищеварительного тракта. Действие кислоты парализуется варкой пищи.
Испытывая физическую боль и досаду, Мауи задумал поймать солнце в петлю нз крепкой веревки и держать его до тех пор, пока пища не будет готова. Мать посоветовала ему обсудить задуманное с ее отцом Тане, который обитал где-то в верхних сферах.
Мауи навестил деда и поведал ему о своих злоключениях и о затее поймать солнце, чтобы сварить пищу. Следует отметить, что в мифах многих других островов рассказ ведется в обратном порядке. Естественно, что у нас вызывает удивление, откуда Мауи знал, что после варки пища становится более съедобной.
Возможно, в длинные летние дни пищу готовили на солнечных лучах, а зимой, с ее короткими днями, этого сделать не удавалось. Однако такая догадка высказывается лишь мной, в мифе нет на это указаний.
Тане, узурпировавший положение Махуика, бога огня, сказал своему внуку: «Твои намерения неосуществимы, потому что солнце нельзя поймать в петлю. Но задачу можно разрешить другим путем, не пытаясь совершить невозможное. Я покажу тебе как».
Тане взял кусок сухого дерева и разломил его надвое. Один кусок «'ауноти» он неподвижно закрепил на земле. Затем он начал водить по нему острым концом второго обломка, «'аурима», до тех пор, пока на нижнем куске дерева не образовалась от трения ложбинка. По мере того как ложбинка углублялась, на переднем конце ее собралась кучка измельченного дерева. Быстрота движений возрастала. От теплоты, вызванной трением кучка древесной пыли начала тлеть и дымиться, Тане быстра сунул тлеющую пыль в пучок сухого волокна, который был у него приготовлен заранее, и начал размахивать им взад и вперед. Огонь вспыхнул и разгорелся пламенем. Горящее волокно Тане положил на землю для растопки, а вокруг искусно разместил мелкие щепки. Постепенно он подкладывал все более крупные ветки. Мауи вытаращил глаза при виде весело заполыхавшего огня. Впервые в жизни смотрел он на костер. Тане взял своего внука за руку и быстро простер ее над огнем, чтобы познакомить его со свойствами новой стихии, которую солнце заковало в стволы деревьев.
Так, пройдя через ритуал «обожжения пальцев», Мауи познакомился с добыванием огня путем «выпахивания». Этот спо-
соб распространен в Полинезии. Тане не ограничился этим уроком. Он вырыл в земле неглубокую ямку и зажег в ней огонь, а над ним положил камни величиной с сжатый кулак. Когда дрова догорели, жар сохранился в раскаленных докрасна камнях. Камни он разровнял таким образом, чтобы на них было удобнее положить пищу, и прикрыл листьями. Через некоторое время, когда бог отодвинул листья пища под ними была готова. Так Тане показал простейшее устройство печи для приготовления пищи, которое распространилось по всей Полинезии. Задача приготовления пищи для Мауи была разрешена.
Тане сказал: «Спустись обратно в нижний мир и объясни своей матери, как надо добывать огонь и готовить пищу». Тане пожалел Мауи, которому предстоял долгий путь. Поэтому он поместил внука в священный кокосовый орех и сбросил
его из верхней сферы в нижнюю. Кокосовый орех легко пронесся через пространство и упал у Те Махара на острове Раивавае.
Он раскололся, и Мауи благополучно выбрался наружу. Возвратившись к своей матери, герой подечился с нею своими новыми познаниями. Если кому-нибудь придет в голову спросить, почему же мать Мауи сама не научилась добывать огонь непосредственно от своего отца Тане, то он получит от нас простой ответ: в связи с гибелью древней культуры имена некоторых легендарных героев перепутались; по другим преданиям о Мауи, мать его вовсе не была дочерью Тане, и поэтому Мауи не мог узнать тайну огня от этого великого бога. В другом предании с острова Раивавае упоминается о Тихауоне, который женился на Хинахуоне, дочери царя подземного.
мира Тоарева. Имя Тйхауоне произошло от Ти'и-аху-оне, то есть Тики-аху-оне, и указывает на искаженное воспоминание о Тики.
В более развитых преданиях имя Тики связывается с сотворением из земли первой женщины Хины. Ее имя употребляется обычно с определительными словами: аху, то есть «нагромождать», и оне, то есть «земля». Имя жены Тики Хина-аху-оне служит положительным доказательством того, что когда-то древний миф о сотворении человека был известен,на острове Раивавае в более полном виде, чем в сохранившихся и записанных обрывках.
В самом начале родословных списков встречаются имена Та'ароа, Тане и Ро'о, но Ту, как это ни странно, не упоминается. Раиваваенские храмы, описанные Стоксом, многочисленны и своеобразны по своей архитектуре. Им свойственны обычные прямоугольные участки дворов, однако границы отмечались одним рядом высоких базальтовых плит, тесно приставленных друг к другу. Средние плиты по концам площадки достигали в высоту 10 — 12 футов. С внешней стороны стены, выложенной из плит, сооружался низкий барьер, обычно из красного туфа. Между барьером и стеной на землю ставились скульптуры из красного туфа, обращенные лицом к барьеру.
К главному двору пристраивали дополнительные дворики меньших размеров. К самым крупным храмам вели длинные вымощенные аллеи, по сторонам которых устанавливались через равные промежутки базальтовые столбы. Аллея заканчивалась у среднего входа в переднюю часть главного двора. Когда в храмах отправлялось богослужение, они, вероятно, производили внушительное впечатление. К сожалению, мы не располагаем сведениями о ритуальных обрядах; не сохранились также имена богов, которым здесь поклонялись.
Ни в одном храме на этом острове Стокс не обнаружил остатков высоких алтарей на платформе, характерных для ритуальных сооружений других районов Полинезии; исключение составил лишь древний храм в Те Махара, сооруженный, по преданию, на том месте, где опустился Мауи после своего полета в скорлупе ореха. Возможно, что в этом древнем храме еще. Сохранились особенности старинной архитектуры, которая с течением времени была забыта и заменена описанной выше местной формой. Если местные жители смогли изобрести новый стиль рисунков на веслах и резьбы, то почему бы им не изменить и архитектуры своих храмов?
На трех Аустральных островах храмов значительно меньше, и они, по-видимому, уступали по архитектуре храмам Раивавае.
Каменные идолы из красного туфа были найдены только в Раивавае, на остальных островах они не обнаружены. Эти фигуры женщин по технике их выполнения напоминают изображения, вырезанные на веслах, и, вероятно, имели скорее декоративное, чем религиозное значение. В уже упоминавшейся работе Мак-миллан Браун описывает две такие большие скульптуры, когда они еще стояли на своем первоначальном месте. Высота одной из них доходила до 12 футов, а другой — до 9 футов. Скульптуры пытались снять и увезти на французском военном корабле «Зеле», но этого сделать не удалось. Позднее они были переправлены на Таити и поставлены по обеим сторонам аллеи, ведущей к музею в Папеэте, где я нх обследовал в 1936 г.
То обстоятельство, что на Риматаре, Руруту и Тупуа и подобные скульптуры не обнаружены, вовсе не означает, что их там никогда не было. В 1826 г. миссионерское судно, снаряженное раиатеанским отделением Лондонского миссионерского общества, возвратилось с Руруту нагруженное «богами язычников», которые выставили на церковной кафедре для публичного обозревания. В числе скульптур находилось изображение главного бога острова Нуруту, называемого Аа (Ха). Фигура из полого дерева достигала 4 футов в высоту. На спине статуи было обнаружено отверстие с крышкой, а середина оказалась заполненной маленькими божками. Миссионер Джон Вилльямс утверждает, что из статуи извлекли одного за другим не меньше 24 божков, которые были выставлены на обозрение публики. Можно легко догадаться, какая судьба постигла эти произведения древнего полинезийского искусства; если души грешников, согласно новой религии, горели в подземном мире, то тела их деревянных божков предали огню на земле. Насколько мне известно, сохранилась
только одна большая скульптура Аа. Она нашла убежище в Британском музее, где известна под именем Тангароа-упаоваху, Скульптура украшена маленькими человеческими фигурками, вырезанными непосредственно на лице, туловище, конечностях и крышке. Некоторые фигурки обращены вниз головой и представляют собой довольно нелепое зрелище. Они напомнили мне два высоких каменных панно по обеим сторонам входа в Батский монастырь в Англии. На панно изображена лестница святого Иакова, по которой взбираются и спускаются ангелы. Спускающиеся ангелы повернуты вниз головой, как и фигурки на Аа. В юго-восточном направлении Рапа является самым южным островом тропической Полинезии. Его иногда относят к Южному архипелагу. Точно так же, как и Южные острова, Рапа был забыт исследователями, а Стоксу, который переехал туда с Раи-вавае, удалось только собрать спутанные отрывки мифов и преданий. Собранные незначительные отрывки интересны как остатки более богатой устной литературы, которую не удосужились записать первые миссионеры, занятые распространением новой веры.
Миссионер Девис, посетивший остров Рапа в 1826 г., утверждал, что там была распространена та же религия, что и на Таити но без пышного ритуального оформления. На Ране не было архитектурных сооружений. Несколько камней считалось жителями святыней, обладающей магической силой. На острове не обнаружено никаких каменных или деревянных скульптур. Боги Папаруа и Поере олицетворялись в виде различных предметов, Папаруа изображался из волокна кокосового ореха в виде небольшого бочонка длиной в 2 — 3 дюйма. С ним советовались во время войн и болезней и обращались за помощью при охоте на черепах. Поере олицетворялся камнем длиной в 1 фут, установленным на земле. Этот бог содействовал изобилию пищи и задерживал весенние воды. Вероятно, он был также богом-покровителем ремесленников, потому что к его помощи обращались обычно при спуске на воду лодок и при постройке домов. Поере приписывалось также исцеление больных, для чего ему приносилась в жертву рыба.
Возможно, что Папаруа отражал воспоминание о Папа — великой матери-земле: рапаанцы из двух Папа составили одного бога Папаруа (двойной Папа). Диалект острова Рапа отлнчаетсяг от других диалектов южных островов тем, что там сохранились звуки «k» и «ng», тогда как звук «h» пропал. Рапаанскнй диалект.
подвергся позднее такому влиянию со стороны Таити, что возникает вопрос, не означает ли бог Посре то же самое, что и Покере (Темная ночь). Если это так, то имя Поере отражает воспоминание о Вечной ночи, которая на других островах описывается в мифах о сотворении мира. В мифологии Рапа не встречаются Те Туму, Атеа, Фа'ахоту и великие старшие боги— Тане, Ронго и Тангароа.
На острове Рапа известен целый ряд младших семейных богов. Эти боги — обычного полинезийского типа: выражаемые им пожелания, вернее пожелания их толкователей, также обычны для полинезийцев. Очевидно, здесь не было организованного жречества, чем и объясняется такая скудная мифология. Широко распространенные термины «гохунга» и «таура», обозначавшие жрецов, отсутствуют в диалекте Рана; местный термин «тангата-кан-пуре», то есть человек, который ел молитвы, свидетельствует о какой-то жалкой замене этого сословия.
Легенды о происхождении человека сильно сокращены, но любопытны. По преданию, первым человеком на острове Рапа был Тики, приплывший сюда с 'Аваики. Он вступил в брак с рапаанской женщиной, и она родила ему двух дочерей. Из библейского предания о сотворении человека мы узнаем, что у первой супружеской пары было два сына — Каин и Авель. Когда Каин убил Авеля, своего брата, казалось, что человечеству пришел конец. Но Каин взял себе в жены женщину из земли Нод, и человеческий род продолжался. Я не могу объяснить появление женщины на необитаемом острове Рапа, если не считать этот остров полинезийским вариантом земли Нод.
Две дочери Тики, собирая моллюсков, натолкнулись на щупальце моллюска, представлявшее собой фаллус Тики. Обе они забеременели, и одна из них родила сына, а другая — дочь.
Сын одной из них по имени Тама-тики (Сын Тики) женился на своей двоюродной сестре. От них и произошли все жители острова Рапа. Во всяком мифе о сотворении, где фигурируют один мужчина и одна женщина, неизбежно происходит кровосмешение.
Полинезийцы осознали эту биологическую необходимость, и на большинстве островов в мифах о сотворении Тики совершает кровосмешение непосредственно со своей дочерью. В отличие от распространенного образца кровосмешение на Ране прикрывается моллюском.
На Рапе, так же как на Раротонге и на Южных островах, естественно было бы найти упоминание о великом мореплавателе Хиро. Но хотя здесь действительно известна местная форма этого имени 'Иро, с ним не связано никаких воспоминаний, Между тем предания других островов не оставляют никакого сомнения, что Хиро был действительно одним из выдающихся мореплавателей XIII в. и что он с архипелага Общества предпринимал путешествия к различным островам на востоке, юго-востоке, юге и на юго-западе. Хотя Хиро и не достиг Новой Зеландии, слава о нем была занесена на этот отдаленный остров его потомками, которые в XIV в. переселились сюда из Центральной Полинезии.
Мифы и предания острова Рапа дошли до нас уже в сокращенном, упрощенном виде. Однако Ванкувер, вторично открывший этот остров в 1791 г., с восторгом отзывался о местной материальной культуре. Он был поражен, увидев ладьи, вмещавшие по 25 — 30 человек. Местные скульпторы покрывали резьбой ту часть кормы, которая возвышалась над поверхностью воды. Ванкувер писал по этому поводу: «Их изобретательность и упорный труд приводят в восторг». Такая похвала — редкость в устах неполинезийца. На Рапе слишком холодно для выращивания хлебных деревьев, кокосовых пальм и пизангов. Древние открыватели этого острова почему-то не завезли с собой ни свиней, ни собак, ни домашней птицы, но вездесущие крысы пробрались сюда на каком-то старинном судне. Из продовольственных культур здесь разводятся таро, бананы, сладкий картофель, ямс и горные яблоки. Таро заквашивается в ямах, как плоды хлебного дерева на Маркизских островах, и составляет основную пищу жителей. Его завертывают в листья и пекут в земляных печах, а затем превращают в тестообразную массу с помощью каменных пестиков. Хорошо размешанное тесто заворачивается в листья и развешивается на деревьях.
Женщины численно превосходят мужчин и выполняют большую часть тяжелой работы. Они работают в поле, переносят в дом запасы продовольствия и готовят еду. Они даже прислуживают мужчинам в обеденное время и кладут им пищу в рот. Наблюдавший этот обычай Макмиллан Браун пришел к заключению, что на мужчин налагалось табу, и они не имели права прикасаться к еде собственными руками. Очевидно, к этому истолкованию его привело знакомство с новозеландским обычаем: заключавшемся в том, что отдельные лица, следуя религиозным предписаниям, подвергали себя действию табу на некоторый срок; в течение этого времени они не могли касаться пищи своими руками потому, что еда была мирской (ноа). Им приходилось питаться из рук прислужников, мужчин или женщин, до тех пор, пока не истекал срок табу.На острове Рапа мужчины не подвергались табуации, как это утверждал Браун. Женщины просто прислуживали своим мужьям согласно местному обычаю. Сходный обычай существовал на Мангареве.
От сношений с европейцами жители острова Рапа пострадали если это возможно, не меньше, чем маркизанцы. Это небольшой островок протяжением с севера на юг только в 5,7 мили: а с востока на запад 5 миль. Береговая линия изрезана 15 заливами. Один из восточных залнвов Таирирау врезается в глубь острова почти до его середины. В 1791 г. Ванкувер определил население приблизительно в 1500 человек, а в 1826 г. миссионер Дэвис оценивал его в 2000 человек, Корабль, доставивший сюда в 1826 г. миссионеров, завез вместе с ними и эпидемические за болевания. Моренхаут, посетивший Рапу в 1834 г., сообщил, что население сократилось до 300 человек; таков был результат появления на острове венерических и эпидемических заболеваний Но, видимо, чаша горести рапаанцев не наполнилась ещё до краев. В 1863 г. зафрахтованный корабль развозил на родину жителей Тонга, Токелау и Манихики, которые были завербован перуанскими работорговцами. На борту судна вспыхнула эпидемия оспы и холеры. Капитан и матросы, спасая свои жалкие жизни, высадили больных на острове Рапа. Рапаанпы мерли, как мухи. Когда спустя год Холл посетил этот остров, в живых осталось только 130 человек.

В безмятежные дни, когда в Полинезии еще не было европейцев, жители Раны успешно приспособлялись к своеобразным местным условиям. Все пригодные для обработки земли использовались для выращивания таро. Заквашивание таро в ямах обеспечивало жителям постоянные запасы продовольствия.
Древние семьи развились в группы, а затем превратились в племена, которые еще позднее распались на более мелкие племенные группы. Племена назывались по имени своих предков. К имени прибавлялась приставка нгате (нгати) и нгаи, точно так же как в Новой Зеландии. С ростом населения начали возникать столкновения между племенами. На господствующих горных вершинах начали строить укрепления, которые служили не только для обороны, но и для охраны посевов и наблюдения за соседними племенами. Самыми удобными местами для укреплений были острые горные вершины с крутыми склонами. Такое расположение гарантировало невозможность массовой атаки широким фронтом. Для крепости обычно выбирали острую вершину; ее выравнивали и устраивали наверху площадку. Склоны стесывали при помощи заостренных роющих орудий из дерева и грубых тесел из базальтовой дайки до тех пор, пока не образовывалась
вторая терраса, достаточно широкая для размещения жилищ.
Военные строители тех времен сооружали целую систему террас с неизменной задней стеной. Самые острые части горы у вершины выравнивались, а склоны стесывались, чтобы увеличить крутизну над пропастью. Для усиления обороны по обе стороны от крепости прорывались глубокие канавы. Террасы траивались также на отрогах, которые подводили к крепости. Там располагались дома и аванпосты для обороны. Задние стены подобных террас, особенно если они были расположены вблизи от крепости, для большей прочности тщательно облицовывали каменными плитами. Они защищали поверхность земли от разрушительной силы ветра и дождя. На выступающих камнях вытесывали ступени, по которым защитники могли отступать с террасы на террасу. Внутри самого укрепления на случай осады вырывали ямы, где скапливались запасы дождевой воды. Кроме того, поблизости от укрепления в нижней части склона находился охраняемый источник. На верхней террасе укрепленной вершины была резиденция верховного вождя, который во время войны становился главнокомандующим. Нападающие могли атаковать крепость только с одной стороны. Находясь на господствующем пункте, вождь мог перебросить силы обороняющихся в угрожаемое место.
В условиях рукопашной борьбы укрепление, господствующее над всей округой, было идеальной позицией для командующего обороной.
Горные укрепления острова Рапа носили названия паре или па. К этому добавляли еще маунга (гора) или тамаки (война). Возможно, что фортификация получила такое необычайное развитие на Ране благодаря географическим особенностям острова. В общих чертах рапаанские крепости напоминают новозеландские па (укрепления). Если бы мне удалось побывать на Рапе, возможно, я уловил бы связь между укреплениями Раны и Новой Зеландии; при личном ознакомлении всегда удается заметить подробности, которые ускользают при чтении чужих книг.
Горные укрепления острова Рапа — вещественное свидетельство былой воинственности населявшего его народа. Самая высокая крепость острова Карере находилась на высоте 1460 футов. Великолепным образцом оборонительных соору-
жений была крепость Те Ваитау, расположенная на высоте 840 футов. Я позволил себе размечтаться над развалинами каменного стадиона на Маркизских островах; снова отдаться мечтам я не решаюсь.

ГЛАВА 14.

ВОСТОЧНЫЕ АТОЛЛЫ

Я родился в Южной Полинезии, живал на севере, работал на западе и в центральной области, но мне никогда не доводилось бывать на островах, расположенных к востоку от Таити. В 1934 г., после того как в течение двух лет я занимал должность в Иельском университете, мой музей послал меня в составе экспедиции на остров Мангарева. Для поездки на различные архипелаги к востоку от Таити были наняты мощный моторный сампан «Айлендер» («Островитянин») и небольшая шхуна «Тиаре Таити» («Таитянская гардения»). Партия ботаников, разместившаяся на Сампане, работала под руководством доктора Кука — младшего сотрудника музея Бишопа.
Острова, куда они направились, не были еще до тех пор никем изучены. Участники экспедиции собрали там коллекции растений, насекомых и сухопутных раковин, представлявшие большой н новый научный материал. «Тиаре Таити» была предоставлена этнографам: Стимсону, Эмори и мне. Шхуна поджидала меня в августе на Таити. Поскольку судно должно было еще отправиться на ремонт в сухой док, я сел на торговую шхуну «Моана», чтобы встретиться на восточном Туамоту со своими коллегами. На второй день после нашего выезда из Папеэте, мы миновали Каукура, первый атолл из архипелага Туамоту. На горизонте вырисовывались вершины кокосовых пальм. Пока мы приближались к берегу, деревья, казалось, постепенно вырастали из воды. Наконец, они предстали перед нами во весь рост на ослепительно белом коралловом пляже. На горизонте появлялись другие острова. Все они вытянулись вдоль дуги большого рифа, служившего им основанием. За противоположным берегом ближайших к нам островов виднелась тихая зеленоватая вода лагуны,
резко контрастировавшая с глубоким пурпуром открытого моря.
За зелеными водами неясно виднелись точки, пятнышки и сплошные линии кокосовых пальм. Они указывали на наличие других островов, замыкающих кольцо атолла. На следующий день наш капитан указал на какие-то облака на юго-востоке и сказал: «Анаа». Я глядел на облака и на поверхность моря, — там не было никакого намека на землю.
Я не мог понять, как капитан увидел остров на небе, когда его не была видно на море, и каким образом тучи могли уподобиться привязанному аэростату и указывать на местоположение атолла.
— Как вы различаете остров? — спросил я.
— Посмотрите на этот зеленоватый оттенок облака,— ответил он.— Это отражение зеленой воды лагуны острова Анаа.-
Лагуна там мельче, чем на других островах, и вода более зеленая. Анаа всегда можно опознать по зеленому отсвету, если над лагуной светит солнце, а сверху собираются облака.
Я посмотрел на облако. У него действительно был зеленоватый оттенок. Может быть, остроглазые полинезийские мореплаватели могли различать и более слабые отражения других лагун даже тогда, когда небо было безоблачно. К сожалению, до нас не дошли сведения о наблюдениях, которые обеспечили, успех древних странствований полинезийцев.
Спустя пять часов мы плыли уже вдоль Анаа. На берег мы переправились на корабельной шлюпке, потому что в рифе не было пролива, по которому шхуна могла бы проникнуть в лагуну.
Нас довольно прохладно встретили несколько туземцев и двое китайцев. Капитан занялся своими делами, а мы с одним попутчиком направились по расчищенной дороге. Она соединяла внешний берег острова с побережьем лагуны, которые находились друг от.друга на расстоянии полумили. По обеим сторонам дороги были расположены дома небольшой деревеньки Тукухора. Почти все они были сделаны из обломков ящиков и крыты ржавым гофрированным железом. Только несколько домов были
покрыты переплетенными листьями кокосовой пальмы, которые прикреплялись гвоздями, вбитыми в среднюю жилку листьев, к ряду стропил. Со вздохом, я сунул свою записную книжку обратно в карман.
Когда мы вышли на берег лагуны, глаза мои заблестели при виде нескольких лодок с балансиром. Однако надежды почерпнуть что-то новое быстро рассеялись. В носовой части лодки имелись две прямые перемычки, соединявшиеся с поплавком при помощи подпорок. Эта техника была заимствована с Таити, даже способ прикрепления передней перемычки был аналогичен образцу, который я зарисовал на Таити четыре года тому назад. Местная техника острова Анаа совершенно исчезла.
Жители острова хотя и не были слишком угрюмыми, во все же не проявляли сердечности, столь характерной для полинезийцев. Позднее я узнал, что жители других островов архипелага Туамоту считали эту сдержанность типичной особенностью населения Анаа.
Один из моряков сказал мне: «Птичка тореа утром и вечером поднимает шум, когда кто-либо проходит поблизости от нее».

— Ну и что же? — спросил я.
— А вот на Анаа нет тореа,— ответил он.
По пути на Хикуеру мы были приглашены на необитаемый атолл Ректору. Атолл причисляется к Хикуеру; вождь этого острова, находившийся в качестве пассажира на нашем судне, разрешил капитану набрать топлива для паровой машины. Мы не только раздобыли на острове достаточное количество дров, но также наловили рыбы, изобиловавшей в лагуне, и вытащили из гнезд в невысоком кустарнике множество еще не оперившихся птенцов морских птиц. При старой системе хозяйствования один из атоллов архипелага Туамоту периодически забрасывался и все его жители переселялись на другой остров, чтобы пищевые запасы восстановились в море и на суше.
Когда мы высадились на Хикуеру, жители острова выстроились на берегу, чтобы приветствовать нас по традиции словами «Иа орана» и пожать нам руки. Это были хорошо сложенные, опрятные и красивые люди. Очевидно, на Хикуеру птица тореа водилась в изобилии. Однако здешние дома и лодки вызывали у этнолога не меньшее разочарование, чем на Анаа. Даже местная речь была вытеснена таитянским диалектом, проникшим сюда в значительной степени благодаря торговле и широкому распространению таитянской. Библии. Характерные для древнего языка звуки «k» и «ng» исчезли. Я пробудил довольно большой интерес у местных жителей, употребляя в разговоре с ними маорийский диалект, который оказался похожим на язык их дедов, уже сошедших в могилу.
Мы посетили Маро-кау и высадили в безлюдной деревушке китайского торговца с грудой товаров. Очевидно, жители временно переселились на другой остров, чтобы заготовить запас копры. Товары, привезенные купцом, были очень разнообразны: среди них были и куски мыла с Новой Зеландии и банки, на полненные имбирем, на которых был ярлык «Сделано в Китае».
На Тауере жилища и лодки строились также по современному образцу. Один молодой человек проводил меня к марае Рангихоа, где когда-то поклонялись богу Тахири. Только несколько камней указывали на прежнее местонахождение храма, мой проводник разрыл там песок и извлек череп. По тому как быстро туземец нашел череп, я решил, что храм был достопримечательностью, которую показывали всем туристам. В лагуну Хао ведет глубокий пролив Каки (Шея). Течение там настолько сильное, что «Моана» с трудом преодолела его. Сюда собираются стаи морских птиц для охоты за рыбой; высоко в небе, подобно вражеским самолетам, парят тропические ястребы. Когда морские птицы, выловив рыбу, возвращаются с добычей в свои гнезда, на них обрушиваются сверху воздушные пираты. Перепуганные птицы выпускают рыбу, а быстрые тропические ястребы подхватывают ее на лету. Старик Те Уира пропел мне песню пролива Каки:

Каки! Да, я Каки,
Горло с узкой глоткой,
Бесформенно вытянувшееся от голода.

Пусто чрево нашей прародительницы Тиаки.
Дыхание мое прерывисто,
Увы, так мало времени у меня для отдыха.

Нутро море пенится, как беспокойный прибой,
И будит вздымающиеся волны в моемпроливе,

Мои рыбы играют на водной ряби
По обеим сторонам течения.
С голодными выпученными глазами
Они ждут обломков перевернувшихсялодок,

Которые плывут из лагуны в море
По моей волнистой поверхности.
Но что зто там за птица
Напряженно поджидает наверху?
Берегись ее! Это тропический ястреб,
Хищная птица со сверкающей грудью.

Лагуна Хао — одна из самых больших на Туамотуг Когда мы плыли к главной деревне Отепа, островки в самом отдаленном конце лагуны были едва различимы. Издали деревня с красными крышами домов создавала впечатление приморского курорта, однако при более близком рассмотрении обнаружилось, что краснеет не черепица, а проржавевшее гофрированное железо.
Жители Хао оказались приветливыми и общительными людьми, их заинтересовал диалект, на котором я разговаривал, потому что в нем произносились звуки «k» и «ng», пропавшие в местном наречии. В Татакото мы взяли на борт Эмори и Стимсона и по пути на Реао, предполагаемое место нашей полевой работы, посетили остров Пукеруа. Дома здесь строят из местного материала.
Лодки выделывают по туземному образцу — с помощью сплетенного шнура сшивают друг с другом маленькие кусочки досок.
Лодки получаются глубокими и узкими, а вместо обычного толстого бревна для поплавка-балансира здесь используют доску.
Жители Пукеруа и Реао находятся между собой в тесном родстве и по своему физическому типу отличаются от остальных туамотуанцев. Они ниже ростом, у них широкие лица и широкие носы.
Возхюжно, что в этом сказался результат смешения с какой-то чужой народностью. Впрочем, разрешение этого вопроса следует предоставить специалистам по антропологии.
Еще до того, как мы достигли Реао, я получил радиограмму с Таити, где сообщалось, что «Тиаре Таитиэ пробудет в доке
довольно долгое время. Если бы мы стали дожидаться судна на Реао, полевая работа на Мангареве не была бы выполнена, потому что наступало неблагоприятное для обследования время года. Мы изменили план и поплыли на Мангареву.
Хотя атоллы, которые мы посетили, не представляли интереса в отношении материальной культуры, все же Эмори и Стимсону удалось записать множество мифов, песен и легенд. Они собрали здесь, пожалуй, самый богатый материал по полинезийской мифологии и эпосу. Туамотуанцы, так же как и жители других коралловых астровов, страдают от недостаточного разнообразия съедобных и волокнистых растений, которые произрастают только на плодородных почвах вулканических островов. Поэтому жители атоллов меньше интересовали белых торговцев, чем их сородичи на вулканических островах. Бедные в экономическом отношении коралловые архипелаги оказались в пренебрежении и значительно дольше сохраняли многие так называемые «языческие обычаи». Однако в конечном счете миссионеры и купцы в погоне за копрой и перламутровыми раковинами заполнили и эти острова и вовлекли местных жителей в те перемены, которые охватили всю Полинезию. Тем не менее некоторые старики, с которыми беседовали Эмори и Стимсон, некогда сами принимали участие в древних ритуалах, совершавшихся в храмах, и могли подробно рассказать о многих обрядах.
Туамотуанцы не создали высокой материальной культуры, что было связано с отсутствием сырья на коралловых островах, но они обладали поэтическим чутьем и даром выражать свои мысли в образах. Наблюдая беспрерывное набегание волн на коралловые острова и прислушиваясь к шуму валов, разбивавшихся о внешний край рифа, они олицетворяли вечную музыку моря в образе Оровару (Могучий шум воды).
Одним из самых распространенных развлечений в Полинезии было хоровое пение; оно было принято не только во время общественных торжеств, но и в будничные вечера, когда вся семья собиралась вместе. Пение не прекращалось обычно до тех пор, пока хор не исполнял весь свой репертуар; взрослые вспоминали старые песни, а молодежь, желая присоединиться к поющим, постепенно разучивала их. Когда дети подрастали, старшие разъясняли им непонятные места. Так от поколения к поколению передавался древний фольклор. Сношения с европейцами и обращение туземцев в христианскую веру нарушили эту преемственность, но древние песни все еще сохранились в памяти музыкальных туамотуанцев. Хотя храмовый ритуал и прозаические поучения жрецов были забыты, старинные песни «фагу» звучат и поныне, являясь прекрасным и довольно точным отражением мифов и представлений о сотворении мира, которые были распространены на архипелаге Туамоту в доевропейское время.
Помимо главных богов, характерных для всей Полинезии, на каждом атолле почитались также местные боги, представлявшие собой обожествленных предков, Мифы восходят ко времени Коре, что значит Пустота, а период Космической ночи носит знакомое нам название Потанго-танго. Великий Источник (Туму-нуи) захватил с Гаваики, лежащей на дне моря, немного песку и поднял его на поверхность.
Этот песок превратился в скалу, которая постепенно разрослась в остров. При помощи английской прозы я не в состоянии точно передать ритм туамотуанской песни «о растущем песке, вздымающемся песке, поднимающемся песке, рассеивающемся песке, о песке, превратившемся в целую землю». В мифах архипелага Туамоту богато представлены великие опоанские боги природы. Многие песни, повествующие о сотворении мира, начинаются с Те Туму-нуи (Великого источника) и рассказывают о том, как Те Туму воплощался в различные формы. Он выступает как Туму-по (Источник тьмы) и противопоставляется Туму-ао (Источник света). С Те Туму ассоциируется и Папа (Основание земли). Атеа (Пространство) выступает здесь как Атеа-ранги (Небесное пространство), который живет наверху, в то время как внизу находится Факахоту (Плодородие земли). Один из мифов повествует о том, как Атеа-ранги вступает в брак с Атеа и порождает Тане (Правителя вещей, находящихся наверху), Тангароа (Повелителя океана) и Ронго (Покровителя ораторского искусства и красноречия).
Подобное распределение ролей между богами заимствовано из древней опоанской религии; отступление проявляется только в том, что Атеа вступает в брак с Атеа-ранги и занимает тем самым место Папы и Факахоту. Составное имя Атеа-ранги представляет собой сочетание центральнополинезийского Атеа с новозеландским Ранги, которые оба выступают в качестве мужей Папы, Матери-земли.
По мифологии Туамоту, в период тьмы боги призвали ремесленников, которым поручили приподнять Атеа-ранги, Небесный свод, и закрепить его на большой высоте. За это дело взялись Нгати-Ру, из рода Ру; среди них упоминаются Длинный Ру, Короткий Ру и Горбатый Ру. Мы видели уже, что в мифах островов Общества за эту задачу взялся сам Ру, но от усилий у него образовался горб, и он вынужден был отступить. Согласно мифам островов Кука, Ру действовал успешно и обошелся без физических увечий.
В некоторых «фагу» (песнях) подробно рассказывается о вражде между Тане и Атеа, закончившейся поражением последнего. О борьбе между этими богами повествуют также и мифы островов Общества; этот сюжет является отголоском новозеландского мифа, приписывающего Тане активное участие в поднятии Ранги (Небесного свода) до его современного положения.
Стимсон собрал из различных источников материал, свидетельствующий о попытке превратить Кихо-туму в верховного творца. Мы уже отмечали такую борьбу за господство между отдельными богами в мифологии Таити, где она была связана с возвышением Та'ароа, и еще встретимся с ней на Новой Зеландии, когда познакомимся с богословской школой Ио.
На архипелаге Туамоту известно также широко распространенное в Полинезии предание о Тики. Согласно аоанскому варианту предания, смертный человек по имени Аху-роа женился на девушке Оне-руа; у них родился мальчик Тики, который вступил в брак с Оне-кура, дочерью смертных людей — Мати и Оне-ура.
По преданиям других островных групп, как мы уже отмечали, жена Тики была создана из земли и потому носила обычно имя Хина-аху-сне или какой-либо другой вариант имени Хина.
Однако следы древнего исходного предания обнаруживаются в именах родителей Тики, в которые включены частицы Аху, что значит «приподнять», и Оне, то есть «Земля» и в имени жены Тики — Оне-кура, то есть «Красная земляк В остальном действие в предании развертывается по общему образцу. Тики соблазняет свою дочь и вступает с ней в кровосмесительную связь.
У них рождаются дети, которые и становятся предками местных жителей; особенность туамотуанского предания заключается в том, что Тики выступает только как легендарная личность и его не считают отцом человечества.
С многочисленными подробностями и большим числом местных вариантов сохранено на Туамоту предание о Мауи. Атаранга женился на Хана, и у них родились сыновья Мауи-муа, Мауи-рото, Мауи-мури и Мауи-таха. От второго брака Атаранги с Хуахенге родился сын по имени Мауи-тикитики-а-Атаранга, хитроумный и коварный герой Полинезии, которому приписывается создание ее культуры. На Туамоту Мауи выступает в своем обычном репертуаре: он поймал солнце в петлю, перехитрил Махуика, бога огня, убил Туна (угря, из головы которого выросла кокосовая пальма), чтобы отнять у него женщину по имени Хина, и сотворил первую собаку.
Подробность о собаке интересна тем, что она указывает на какое-то воспоминание об этом животном у жителей островов Туамоту, у которых не было ни свиней, ни домашней птицы.
Изложим вкратце это предание о Мауи. Мауи был женат на Хине, на она изменила ему с красивым чужестранцем Ри, Это стало известно Мауи, который предложил Ри поискать друг у друга в голове. Удобно растянувшись на земле и положив голову на колени Мауи, Ри уснул. Воспользовавшись этим, Мауи начал пальцами вытягивать нос, уши и позвоночник спящего.
Когда Ри проснулся, он был уже четвероногим существом. Очевидно, превращению подверглось не только тело, но и сознание Ри, который стал предком собак. В мифе далее наивно повествуется о том, как совершенное Мауи чудо привлекло толпу любопытных.
Однажды Мауи вместе с четырьмя своими старшими братьями отправился на рыбную ловлю в лодке с балансиром, называвшейся «Таитаи-арохиа». На свой крючок Мауи насадил красные перья, которые, как известно, считаются атрибутом верховных вождей и богов, Неудивительно, что Мауи поймал чудесную рыбку. Вытягивая свою удочку из воды, Мауи распевал хвастливую песню, в которой подробно перечислялись все рыболовные принадлежности и все снаряжение лодки. Вынимая удочки из воды, он пропел последний стих.

Моя рыбка попалась на крючок.

Она поднимается в мир света
Наконец, моя рыбка
Показалась над волнами.
Это — Таити.


Туамотуанское и новозеландское предания о Мауи имеют общие черты и в том отношении, что по обоим вариантам сюжета о бессмертии Мауи решил добыть его людям после того, как с огорчением заметил седые волосы своей жены. Герой узнал, что для предотвращения смерти нужно обменяться желудками с Рори, морским слизняком. В мелких прибрежных водах Мауи разыскал слизняка, но упрямый Рори отказался от обмена.
Тогда Мауи схватил слизняка и сжал с такой силой, что выдавил желудок. После этого Мауи выплюнул свои внутренности и начал заглатывать желудок морского чудовища. Когда ему осталось только проглотить пищевод, братья, тайно следовавшие за ним, воскликнули: «Посмотри, что делает Мауи!» Желудок морского слизняка был извлечен, а желудок Мауи вложен на свое прежнее место. Так последнее приключение Мауи, совершившего тысячу подвигов, не увенчалось успехом.Родословные самых знатных правящих семейств начинаются с «нанао арики» — разыскания начала рода вождей. В одном из них поется:

О царь мой!
Я проникну
В тайники древней мудрости и знаний,

До самого Великого Источника, Туму-
нуи,
До Малого Источникаидо всех остальных.
Пусть же юг повернется ко мне!
Пусть же север склонится ко мие!
Папа, Основание было разбито,
Основание было очищено,
От основания началась родословная.
Но чья это родословная?
Родословная моего знатного предка,
Моего предка Хиро.

Славным предком туамотуанцев считается Хира, великий мореплаватель XIII в. От него вплоть до нашсго времени в родословной легко прослеживаются 26 поколений.
Некоторые старинные песни, посвященные отдельным атоллам, свидетельствуют о горячей привязанности жителей к своей родине. Ниже приводится песня об атолле Рароиа:

Что это за ладья плывет сюда,
Ладья, над которой перекинулась радуга?
Вокруг ладьи снуют белые морские ласточки.
Земля Рароиа открыта!
Рароиа, страна нежных ветерков,
Откуда доносятся внуки жалобы Мареренуи.
Мягко шуршат листья кокосовой пальмы.
О, какую любовь внушает моя земля!

Стимсон перевел много подобных песен, но размер книги не позволяет приводить дальнейшие примеры. Среди многочисленных мифов и песен встречаются различные варианты одного сюжета и различное толкование неясных мест. Уже древние мудрецы понимали, что старинное учение ванага может не совпадать с его позднейшим толкованием кореро.
Сомнения, испытываемые по этому поводу, нашли выражение в следующих стихах.

Правильно толкование, неверно учение.
Верно учение, неправильно толкование.
Верно, верно учение!
О, нет,
Оно неверно, — увы! — неверно.

Жители архипелага Туамоту знали о существовании островов Гаваики, Вавау н Хити-нуи. С Хити-нуи связывают имя Тангароа-манахуне, с которым мы уже встречались в преданиях Таити, где оно произносится как Та'ароа-манахуне.
Отсюда ясно, что под островом Хити-нуи подразумевался вовсе не Фиджи, а Великий Таити в архипелаге Общества.
Религиозные обряды совершались на открытых площадках. На одном краю устраивалась обычно приподнятая каменная платформа, за ней находился ряд широких известняковых плит, напоминающий детали архитектуры культовых сооружений . кострова Тонгарева. На площадке обычно воздвигались известняковые плиты, служившие спинками кресел главного вождя и жреца. В противоположность строениям Тонгаревы, туамотуанские площадки не обносились оградой.
Главные церемонии, совершавшиеся в храмах, были связаны с приношением в жертву черепах. Когда на море удавалось поймать черепаху, у нее немедленно вынимали кусок грудного щитка и с заклинаниями жертвовали его богу Тангароа. Из этого видно, что здесь, так же как и на Маркизских островах и в Новой Зеландии, Тангароа сохранил свое положение бога моря и рыболовства. Черепаху вносили на площадку и, совершая жертвенный обряд, перерезали ей горло. Перед платформой воздвигался шест, который заканчивался развилкой. На нее привешивался кусок сырого мяса, вырезанный из черепашьего бока. Оставшуюся часть черепахи зажаривали в печи, расположенной поблизости, и опять приносили на площадку. Ее разрезали на куски, после чего верховный вождь и жрец съедали тут же в марае сердце и плавательную перепонку. Разрезанную черепаху подвергали вторичному обжариванию, и уже после этого мужское население острова начинало пировать около площадки. Женщинам запрещалось есть черепашье мясо.
Поскольку черепашье мясо считалось табу, его нельзя было вносить в жилой дом, и все куски, оставшиеся от пиршества, складывались около печи на деревянную подставку. Если мяса было столько, что оно оставалось недоеденным, мужчины приходили на следующий день и лакомились остатками.
Закончив полевую работу на Мангареве, я сел на пароход «Тоиа» и возвратился на Таити. Мы очень удачно пересекли
архипелаг Туамоту в его северной части, и я смог познакомиться с новыми островами. Архипелаг Туамоту занимает большое пространство. С запада на восток от Рангироа до атоллов вблизи Мангаревы он протянулся более чем на 1000 миль. Острова Мангарева обычно также относят к архипелагу Туамоту, хотя они имеют вулканическое происхождение и в культурном отношении отличаются от туамотуанских атоллов.
На Фагатау со мной произошел случай, который, хотя и не имеет прямого отношения к рассказу, может служить хорошим примером искреннего радушия полинезийцев и доброжелательного отношения к людям одной с ними расы. Когда мы пристали к берегу, я пожал руку туземцам, ожидавшим нас, как обычно, на берегу. Среди них было несколько стариков, но я не осмелился произнести речь, ограничившись таитянским приветствием «Иа орана». Торговый агент с судна отправился в деревню, расположенную на расстоянии нескольких сот ярдов от берега, и я последовал за ним. Меня догнал высокий красивый туамотуанец средних лет, во время пути он с удивлением искоса
разглядывал меня. Он пытался определить мою национальность, но не решался задать мне прямой вопрос, так как я мог оказаться полинезийцем, а ни один полинезиец, каково бы ни было его происхождение, не осмелится спросить у своего соплеменника «кто ты такой?» Ведь человек, к которому относится этот вопрос, может оказаться верховным вождем, и тогда любопытному остается только сгореть от стыда за свое невежество. На островах Туамоту старикам разрешается в качестве вопроса произнести следующий стих, за которым в прежние времена обязательно последовало бы описание родословной.

Манука — зто место, где задаются вопросы.

Гости направляются к Матахоа-а-Тане.

Я задаю вопрос тебе,
О мой верховный вождь,
От кого мы ведем свое происхождение?

Чтобы рассеять сомнения туамотуанца, я спросил, указывая на дерево: «Хе аха те ингоа о тера ракау?» (Как называется это дерево?) Эти слова произвели на моего спутника неожиданно сильное впечатление. Он вздрогнул, произнес название дерева и так и остался стоять с открытым ртом и вытаращенными глазами. Что же поразило его так сильно? Как бы хорошо ни овладел иностранец полинезийским диалектом, он всегда неправильно произносит гласные или не так интонирует согласные звуки. По заданному мной вопросу мой спутник догадался, что я принадлежу к его племени. Невыясненным оставался еще вопрос о том, откуда я родом и кто я такой. Насладившись вволю его изумле-нием, я сказал: «Меня зовут Те Ранги Хироа». Я знал, что Эмори и Стимсон рассказывали обо мне некоторым из своих туамотуанских собеседников, и надеялся, что мой спутник слышал мое имя. Он схватил мою руку, с силой сжал ее и с криком: «Фариуа,
о Фариуа, здесь Те Ранги Хироа», бросился к какому-то старику, оставшемуся на берегу.
От толпы отделился и заспешил к нам старик с умным лицом. Он сердечно пожал мне руку и сказал: «Почему же ты не предупредил нас о своем приезде?» Я не сознался, что забыл, на каком именно атолле он живет, хотя и помнил, что Фариуа сообщил Эмори и Стимсону много ценных сведений во время их прошлых посещений архипелага. Мы направились к дому Фариуа, устроились на террасе и стали беседовать. Дочь хозяина, которая также была для моих коллег ценным информатором, сидела вместе с нами. Когда пришло время распрощаться, Фариуа отдал какое-то распоряжение. Маленький мальчик исчез, затем снова появился, неся двух живых кур. Это был подарок Фарнуа своему сородичу с отдаленного острова. К месту причала мы направились в сопровождении мальчика, который нес за нами птиц.
Я обратился к Фариуа: «Проедемся вместе по морю».
Я знал, что наше судно везло с Мангаревы ящики с бананами и плодами мангового дерева. Эти фрукты продавали на различных коралловых островах, где не росло ничего, кроме кокосовых орехов. Фариуа покинул судно с последней лодкой, увозя с собой ящик с плодами хлебного дерева и бананами, моим ответным подарком в благодарность за оказанное гостеприимство. В Полинезии обычно не принято рассказывать о таких вещах, и я надеюсь, что Фариуа никогда не увидит эту книгу. Мне кажется, что этот маленький эпизод отчетливо характеризует дух полинезийского гостеприимства: дарить и получать, получать и дарить не в интересах материальной выгоды, а для удовлетворения чувства чести.

ГЛАВА 15.

ПО ПУТИ ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА

На третий день после того, как мы отплыли от Реао, капитан судна «Моана», таитянин, указал на восток и провозгласил: «Мангарева». До этого мы миновали атоллы архипелага Туамоту, по своему интересные, но утомительно однообразные. Мы почувствовали, как изменяется природа, когда с волнением наблюдали за горной вершиной, все выше и выше встававшей над горизонтом. Это была вершина Маунт-Даф, названная так в 1797 г. капитаном Вильсоном в честь его судна, которое везло на Таити первую партию сотрудников Лондонского миссионерского общества.
Гора словно всплывала из моря, и можно было понять чувства полинезийских открывателей новых земель, когда они дали острову имя Мангарева, что значит Плавучая гора.
Мы проплыли по западному проливу через окаймляющий его риф, и перед нами открылись отдельные острова этой группы. Слева мы оставили за собой Тараваи, около которого приютился маленький остров Ангакау-и-таи. К югу лежала группа небольших скалистых островов, среди которых самым крупным был Камака.
Акамару и Аукена, когда мы к ним приблизились, оказались двумя отдельными островами. Мы поплыли вдоль южного
берега самого крупного острова, Мангаревы; над ним возвышалась вершина Маунт-Даф. Для этих островов, представляющих собой остатки кратерного кольца, характерны отвесные и оголенные склоны холмов, поросшие тростником. На Мангареве отроги главного горного хребта спускаются к морю и ограничивают небольшие заливы. От залива до склонов гор простираются крошечные участки плодородных земель; поэтому кокосовые пальмы растут маленькими разрозненными рощицами. На плоскогорье к югу от Маунт-Дафа расположено кладбище. Там находится гробница Те Ма-путеоа, последнего мангаревского короля. Мы обогнули кладбище, и нашему взору открылась главная деревня острова, Рикитеа, и две башни ее собора, возвышающиеся над деревьями.
Шхуна бросила якорь недалеко от пристани. Встречая прибывшее судно, туземцы выходили с вытянутыми вперед руками и произносили приветствие: «Эна кое» (А вот и вы), точно соответствующее новозеландскому приветствию:
«Тена кое». Правила вежливости требуют произнести в ответ:
«А кое поти» (Действительно вы). Речь мангаревцев звучала приятно, потому что напоминала смешение маорийского и раротонганского диалектов. Звук «h» отсутствует, и ему соответствует пауза. Согласные «k» и «ng» здесь произносятся. К сожалению, французские священники, записывая туземные языки, передавали звук «ng» буквой «g» — такая система записи распространена сейчас по всей французской Океании и на Самоа. Владея маорийским и раротонганским диалектами, я за короткое время научился разговаривать по-мангаревски. Человек, который утверждает, что, зная язык одного полинезийского архипелага, он сразу может понять все слова другой островной группы, приписывает себе необыкновенные способности. Мой родной язык — маорийский, между тем откровенно признаюсь, что я никогда не мог дословно разобрать речь жителей тех полинезийских островов, куда попадал впервые. Купец для заключения торговых сделок удовлетворяется маленьким запасом слов; журналист может в достаточной степени овладеть языком, «впитывая» его от окружающих. Этнолог же обязан глубоко изучить грамматику, разбираться в идиоматических выражениях и а различных значениях слов. Многие слова имеют одинаковое значение по всей Полинезии, но наряду с этим встречаются и значительные отклонения. Они-то и поколебали мою самоуверенность. Разрешите мне в качестве примера рассказать вам отрывок из народной сказки.
Особенностью народных сказок на Мангареве является та легкость, с которой их герои переселяются из нашего мира в подземное царство По и возвращаются оттуда обратно. Одна из сказок повествует о том, как земной человек усыновил своего: племянника из царства По, которого звали Тонга. Он возрастил его в одиночестве — как по мангаревскому обычаю и должен воспитываться любимый ребенок. Приемный отец сам варил пищу племяннику и так охранял его одиночество, что не показывал мальчика даже своей жене. Тонга откармливали лучшей едой, чтобы по достижении юношеского возраста он мог бы, не ударив, лицом в грязь, появиться на каком-либо общественном празднестве. Когда приблизилось это время, его приемный отец сказал своей жене Ирутеа: «Я собираюсь на ловлю в отдаленное место, чтобы наловить там отборной рыбы. Если я задержусь, приготовь еду и накорми мальчика».
Едва дождавшись, пока муж скрылся из виду, Ирутеа принялась приготовлять еду. Ей не терпелось бросить хотя бы один взгляд на Тонга еще до того, как его выпустят на волю. Она поспешно сдернула листья, покрывавшие яму с заквашенными плодами хлебного дерева, и торопливо замесила из них хлебцы, едва дав им испечься. Затем быстрыми ударами каменного пестика она начала толочь пищу в деревянном корытце. Тонга из дому услышал эти поспешные приготовления, которые так сильно, отличались от медленных, осторожных движений отца, и, по словам сказителя, стал «коа». На маорийском и многих других знакомых мне диалектах «коа» означает радоваться, быть счастливым. Я, конечно, решил, что Тонга стал радоваться, слыша торопливые приготовления, потому что был голоден.
Когда Ирутеа внесла приготовленную пищу, Тонга был «коа». Тонга кончил есть, и Ирутеа,. любуясь вблизи его красивым телом, сказала: «Юноша, разве случится что-нибудь плохое, если мы с тобой приляжем на ложе из благоухающих листьев». Услышав эти слова, Тонга стал очень «коа»; Ирутеа заметила внешнее проявление «коа» и сказала: «Когда возвратится твой отец и спросит, отчего ты «коа», скажи ему, что ты соскучился по своим близким в Подземном царстве».
Когда вернулся отец, Тонга ответил так, как его научила Ирутеа. Отец сказал: «Если ты стремишься туда так сильно, что становишься «коа», завтра утром я проведу тебя ко входу в Подземное царство».
На следующее утро они пустились в путь. Путники пересекли три хребта, и, пока они отдыхали на вершине каждого из них, старик спрашивал у юноши: «Мой сын, почему ты был «коа»? тонга отвечал: «Я скучал по своим близким в Подземном царстве».
На вершине четвертого, последнего горного хребта отец сказал: «Сын мой, скоро мы расстанемся с тобой. Откройся мне, почему вчера, когда я вернулся, ты был таким «коа»? Наконец, Тонга сознался. Он сказал: «Вчера я слышал, как Ирутеа поспешно приготовляла пишу; это было так не похоже на твой образ действий. Она вошла в дом, куда никто не заходил, кроме тебя. Она положила еду не на то место, куда ты ее кладешь. Пиша не была приготовлена должным образом и имела непривычный вкус. Ирутеа внимательно оглядела меня и затем предложила мне лечь вместе с ней. Из-за всего этого я и был «коа».
Отец вздохнул с облегчением и сказал: «Мой сын, если бы ты рассказал мне все на первом хребте, мы вернулись бы домой, но теперь уже слишком поздно. Мы находимся вблизи границы Подземного царства, и ты обречен идти дальше. Твоя приемная мать не близка тебе по крови. Она хотела только дать тебе величайший в жизни урок. Скоро настанет время, когда ты горько пожалеешь о том, что отказался от ее предложения».
Так оно и случилось, но об этом уже повествует другая сказка. По мере того как развертывался рассказ, я начинал осознавать, что мое толкование слова «коа» не соответствует его значению в сказке. В конце концов я спросил: «А что такое «коа»?
Рассказчик ответил: «Это значит — чувствовать себя неловко, бояться, тревожиться, печалиться».
«О, — воскликнул я, — на Новой Зеландии и на других островах «коа» означает радость, удовольствие».
«Возможно,— ответил он,— но на Мангареве оно означает как раз противоположное. У нас радость обозначается совсем другим словом — «коакоа».
«Да, совершенно другим»,— согласился я.
Я надеялся, гго на вулканических островах, выдвинутых на восток подобно Мангареве, население было более консервативным и сохранило свою местную культуру. Но, увы! Здесь произошли даже большие изменения, чем на архипелаге Туамоту.
Дощатые постройки, крытые гофрированным железом, совершенно вытеснили дома старинного типа; даже глубокие старики не застали уже самобытных форм построек.
Плоты, которых было здесь так много в 1824 г., когда острова посетил Бичи, были заменены маленькями лодками с балансиром таитянского образца. Изобиловавшие в период старой культуры сети и верши давно исчезли, и в домах переселенцев из Туамоту были только ручные сачки. Надежды наши были обмануты, потому что мы приехали в бесплодную страну.
Изменения в культуре населения связаны с деятельностью французских католических миссионеров, отца Лаваля и отца Каре, которые приехали на Мангареву в 1834 г. Сначала они встретили сопротивление, но после того как король Те Ма-путеоа и его вожди были обращены в христианство, все население последовало их примеру. Открытые храмы были заброшены, а деревянные изображения богов сожжены, за исключением лишь нескольких, отосланных в Европу. На месте большого общественного дома в Рикитеа был построен неуклюжий каменный собор, а вырезанные коралловые плиты, которые раньше составляли барельеф вдоль передней части общественного дома, вошли в новую постройку. Жители становились мастерами-каменщиками, и вожди построили для себя каменные дома. Камень — вполне подходящий материал для храмов и церквей, но не для полинезийских жилых домов. В соборе до сих пор отправляются службы, но в наши дни каменный дворец Те Ма-путеоа и каменные дома вождей в разных деревнях уже лишены крыш и покинуты жителями.
Лаваля порицали, может быть и несправедливо, за то, что на островах возросла смертность; таковы были последствия проникновения цивилизации. Однако все исследователи Полинезии должны быть благодарны ему за то описание мангаревских традиций и древней истории, которое он оставил нам. Обучив туземцев письму, он заставил их записать на родном языке свою историю, мифологию, ритуалы и обычаи. Исторические рассказы передавались крещеными туземными жрецами и вождями, которые были непосредственными участниками описываемых событий. Лаваль перевел туземный текст на французский язык, добавив к нему свои личные наблюдения. Эта ценная рукопись долгие годы лежала в архивах Ордена Священного Сердца (Пикпюс); главное помещение Ордена находилось в Брэн-ле-Конт, в Бельгии. В результате сотрудничества между Орденом и музеем Бишопа рукопись Лаваля была напечатана. Она содержит богатейший материал, который иначе был бы потерян для человечества.
Когда я занимался в Иельском университете, я узнал, что в Соединенных Штатах индейцы получают вознаграждение за сообщение этнографических сведений полевым исследователям.
В Новой Зеландии я получал такие сведения от старых людей, не принадлежавших даже к моему племени; они были горды своими знаниями и безвозмездно делились ими с тем, кто проявлял к этому интерес. Приезжая на острова, где меня не знали, я созывал собрание и публично объяснял цель моего посещения.
Местные жители охотно оказывали мне содействие; если бы я предложил оплачивать своих информаторов, они были бы оскорблены. Получать деньги за повествование традиционных преданий казалось им равноценным продаже собственных предков как обыкновенного товара.
На Мангареве люди достаточно свободно ориентировались в событиях, произошедших на их глазах, но когда я спросил о некоторых подробностях древней истории, мне ответили: «Не знаю, спросите Карару. Эта женшина знает». Последовав совету, я побеседовал с Карарой, умной женщиной в возрасте около 60 лет.
Когда я пришел к ней еще раз, то не застал ее дома, так как она была занята другими делами. Карара была «поу-кала», то есть сказительница, и у нее был богатый репертуар. Узнав, что в древние времена певцам платили вожди, которые пользовались их услугами, я при следующем посещении сказал Караре: «Я хотел бы, чтобы вы спели мне песни, которые знаете. Сколько вы хотите получать в день?» Она ответила: «Когда здесь была миссис Раутледж, она платила мне по 5 долларов в день». Я пришел в ужас, но скоро узнал, что доллар на Мангареве равняется 5 франкам, а так как по курсу, установившемуся при господствовавшем тогда мировом кризисе, американский доллар соответствовал 15 франкам, мы легко пришли к финансовому соглашению.
Мы с Карарой встречались каждый день, кроме воскресений. Она всегда ожидала меня на веранде своего дома и была очень довольна, что может проявить свою ученость. Я записал свыше 130 песен, которые опа знала по памяти. С ней была другая старуха, игравшая роль суфлера в тех случаях, когда какая-нибудь строчка ускользала из памяти Карары. Большинство песен составляло часть легенд и сказок, прозаический текст которых она передавала очень подробно.
Утром того дня, когда уходил мой корабль, я пошел расплатиться с ней и спросил ее довольно грубо: «Сколько я должен
заплатить?» Она печально посмотрела на меня и, опустив голову, прошептала; «Столько, сколько вы сочтете нужным». Она была искренне огорчена, что курс обучения кончился; не меньше был огорчен и ее ученик.
Мангаревская мифология бедна преданиями о сотворении мира. Вначале царской родословной стоят боги Ату-мотуа (Отец-повелитель), Атуа-моана (Океан-повелитель), Атеа (Пространство) и Тангароа. Первые два божества имеют местное значение, но Атеа, олицекноряющий собой широко распространенноепонятие о Пространстве, уже встречался нам в упоминавшихся ранее мифологиях. Атеа, по мангаревской мифологии, вступил в брак с Атакуа; об этом браке упоминается только в мифах Маркизских островов, в чем я и усматриваю знаменательную близость между Маркизскими островами и Мангаревой. Бог Тангароа широко известен по всей Полинезии; по местному варианту, он был отцом 8 сыновей, среди которых фигурируют Ту, Ронго и Те Пари, младший из братьев, который приходится отцом Тики. Тане выступает здесь как рыбак; его дочь стала второй женой Танга-роа. Тангароа считался творцом всех вещей, но это представление, по-видимому, позднее заимствовано с Таити. В местных мифах нет никаких подтверждений этой его роли. Самым почитаемым богом, которому воздвигались здесь храмы, был Ту — бог плодородия хлебных деревьев. Ронго посылал дожди на посевы, и соответственно с этим его символом была радуга. Что же касается обожествленных предков, то они были разными у различных групп населения.
От главных храмов на Мангареве не осталось ничего, кроме одного-двух камней. Однако на коралловом атолле Темое (остров Полумесяца), расположенном в 30 милях к востоку, еще сохранились храмы, лишь в незначительной степени расхищенные искателями сокровищ. Храмы эти были построены беглецами из Мангаревы, и поэтому, естественно, отражают черты мангаревского стиля. Те храмы, которые осмотрел Эмори, состояли из открытого двора с приподнятой каменной платформой; передняя часть се спускалась вниз ступенями. На каждом конце платформы была камера. Жители Темое после их обращения в христианство были переселены на Мангареву. Когда через несколько лет мангаревцы вновь посетили Темос, чтобы развести там кокосовые пальмы, рвение к разрушению храмов уже остыло, и, таким образом, каменные сооружения Темое сохранились до наших дней.

Миф о Тики известен здесь в общераспространенном варианте. Тики вылепил из земли женщину, которую назвал Хинаоне (Дева Земли). Он вступил с ней в брак и некоторое время спустя совершил кровосмешение с собственной дочерью. Тики построил для себя в отдалении дом и стал посещать дочь ночью под видом какого-то другого лица. Так он обманул ее.
Этот рассказ похож на вариант, записанный на Маркизских островах.
Мауи выступает на Мангареве как младший в семье, состоящей из 8 братьев; его называют здесь Мауи-Матавару (Мауи Восьмой), вероятно, и здесь альтернативные имена братьев Мауи стали позднее олицетворяться в отдельные персонажи; возможно, что позднее было прибавлено еще одно имя, а имя самого героя заимствовано из предания о Мауи о восьми головах. По местному преданию, Мауи Восьмой поймал в петлю солнце и выудил остров, употребив свое ухо в качестве приманки. Эпизод с добыванием огня стал сюжетом местной народной сказки.
Цикл легенд о Тахаки известен здесь в различных вариантах. Тахаки отличался красноватой кожей. В соревновании по нырянию с внутреннего рифа враги заставили Тахаки нырнуть последним. Между тем каждый из ранее нырнувших пловцов временно оборачивался рыбой и поджидал героя внизу. Когда, наконец, пырнул Тахаки, ожидавшие его рыбы-оборотни бросились на героя и содрали с него чудесную кожу. Тахаки выскочил на поверхность ободранным. На счастье Тахаки, его волшебница бабушка присутствовала на состязании. Как только рыба откусил-а кусок кожи, старуха быстро вынимала этот кусок из пасти рыбы и клала его в волшебную корзинку. Затем она вернулась подземный мир с кожей Тахаки. Позже лишенный кожного покрова Тахаки и его двоюродный брат Карихи отправились в подный мир, где бабушка вновь одела его в кожу, приложив каждый отодранный кусочек к соответствующему месту. Однако насекомые с кокосовой пальмы, которая росла неподалеку, украли немного кожи для украшения своих подмышек. Они отказались вернуть эту кожу, но бабушка Тахаки утешила его, говоря:
«Не беда, у них кусок от твоих пяток; недостаток будет незаметен». С тех пор у этих насекомых Мангаревы красные подмышки.
Рата, великий строитель лодок, известен здесь как уроженец Мангаревы, и его разнообразные приключения, рассказываемые с большими подробностями, имеют чисто местный характер, потому что действие в них происходит всегда около побережья Мангаревы. Его отец и мать в молодости были захвачены в плен неким Матуху-такотако из Рикатеа, который сделал его мать служанкой в кухне, а отца — очистителем отхожих мест на берегу. Рата по местной версии убил Матуху-такотако и освободил своих родителей.
Сказание об Апакуре, которое известно также на Самоа и на Новой Зеландии, подверглось здесь заметной переработке. Апакура жила на Мангареве, когда ее сын Тинаку-те-маку, красивый юноша, отправился на Рангиатеа, чтобы посвататься там к знатной женщине. Сватовство было успешным, но юношу убили неудачливые соперники. Два ястреба-фрегата принесли печальное известие в Мангареву, где стали парить в воздухе над домом Апакуры. Заметив птиц, мать обратилась к ним с вопросом, не видели ли они ее сына живым. Птицы не дали ответа. Апакура спросила тогда, не видели ли они ее сына мертвым, и ястребы вытянули ноги, опустили крылья и повесили головы в знак утвердительного ответа. Среди многих песен в этом сказании есть плач Апакуры по мертвом сыне; сравнивая сына с луной, которая умирает каждый месяц, но, падая в живые воды Тане, вновь возрождается, Апакура заканчивает свой плач словами:

Ты — месяц, который никогда не взойдет опять,
О сын мой!
Холодный рассвет наступает без тебя,
О сын! О сын мой! О сын!

Согласно местному преданию, первыми людьми, поселившимися на Мангареве, были простые рыбаки. Без сомнения, эти ранние поселенцы приплывали небольшими группами с Туамотуанских атоллов; среди них не было знатных вождей. Первые поселенцы не брали с собой семена растений, которые давали бы им пищу. Только около XIII в. прославленные вожди со своими командами прибыли на Мангареву с западных островов. Эти острова называются обычно Гаваики и Хива. Хотя Хива употребляется как собирательное имя, я думаю, что оно относится к Маркизским островам, где в названия некоторых островов включена частица Хива, например Хива-оа и Нуку-хива. Во многих песнях упоминается о Руапоу — мангаревской форме названия острова 'Уапоу из группы Маркизских островов. Одним из наиболее прославленных поселенцев считается Тупа, который построил до тех пор не известные здесь храмы для поклонения богу Ту и начал разводить на острове культурные растения — хлебное дерево, кокосовые пальмы и другие. Мангаревские названия хлебного дерева — меи и кокосовой пальмы — ере'и совпадают с маркизскнми названиями меи и е'ехи; жители других полинезийских островов употребляют слова куру ('уру) и ниу. Тупа, по мангаревскому преданию, вернулся на свою родину. На Маркизских островах он фигурирует среди других богов. Мы можем предположить поэтому, что Тупа привез хлебное дерево, кокосовую пальму и другие растения с Маркизских островов на Мангареву, а затем вернулся в свою страну и был там обожествлен после смерти.
Среди мореплавателей, последовавших за Тупой, перечисляются прославленные предки Реке, Тарахати и Ануа-мотуа, которые прибыли на больших ладьях из Гаваики и Хивы.
Тарахати отплыл из Мангаревы на остров Мата-ки-те-ранги, а его сын, Ануа-мотуа, остался на Мангареве со своей большой семьей и стал правителем всех жителей этой группы. Позднее Ануа разделил острова и округа среди членов семьи, а сам по совету своего сына, жреца Те Агианги, отправился на Мата-ки-те-ранги на двойной ладье. Современные жители, памятуя о позднейших связях с населением острова Пасхи, считают, что легендарный Мата-ки-те-ранги был именно этим островом. Более вероятно, что этим островом был Питкэрн.
С ростом населения начали складываться племена; они стали называться по именам своих предков с приставкой ати, точно так же, как в Центральной Полинезии, на Маркизских островах, островах Туамоту и в Новой Зеландии. С течением времени после межплеменных раздоров более мелкие округа и отдаленные острова объединились в два больших округа: Рикитеа, находившийся под властью Апе-ити, и Таку, возглавлявшийся вождем Тупоу-эрики. В результате великой войны жители Рикитеа покорили Таку и Апе-ити стал правителем всей земли. Апе-ити считался прямым потомком ветви Ануа-мотуа по старшей линии и поэтому стал основоположником царской династии Мангаревы.
Тупоу-эрики и оставшиеся в живых его приверженцы, покинув Мангареву, отправились искать новую родину.
Во времена Те Манги-ту-таваке, потомка Апе-ити, народ восстал против своего короля, потому что он отбирал в качестве подати заквашенные плоды хлебного дерева и хранил их только для личного употребления. Те Манги, поняв, что общественное мнение резко настроено против него, отправился в изгнание и погиб в море. Мангаревой стал править король из простонародья по имени Теити-а-туоу, Но власть наследованной аристократии слишком сильно укоренилась, чтобы народное правление могло долго продлиться. Приверженцы королевского рода восстали на защиту прав двух сыновей Те Манги-ту-таваке, и плебейский король был убит.
Королевская династия была восстановлена, и два сына Те Манго правили совместно под именами Акарики-теа (Белый король) и Акарики-пангу (Черный король). Из-за раздоров между потомками двух братьев вспыхнула война, и в конце концов старшая ветвь потомков Белого короля захватила всю полноту власти. Последним из этой династии был Те Ма-путеоа, который правил Мангаревой, когда французские священники высадились здесь иа берег в 1834 г. После смерти Белого и Черного королей, правление которых было отмечено важными событиями, они были погребены на маленьком острове Ангакау-и-таи в пещере Тетеа у подножия высокого утеса, обращенного к солнечному восходу.
Согласно древнему обычаю, рядом с телами грудой было сложено большое количество лубяной ткани.
Мы с Эмори решили посетить островок Ангакау-и-таи; нас провел к могиле королей Стив, местный белый поселенец. Мы обнаружили, что пещера представляла собой только углубление в подножии величественного утеса, который в воображении своем я олицетворил. Подножие было покрыто обломками скал; их пришлось удалить, чтобы получить для музея Бишопа образцы лубяной ткани. Предварительно мы получили на это согласие местного населения. Стив сказал: «Когда мы с Эскриджем были здесь в последний раз, камни падали вниз с утеса. Это жуткое место; здесь полно привидений. Не будем здесь долго задерживаться». Я взглянул наверх. Был прекрасный день, и ни одно дуновение ветра не искажало облика утеса. Он благосклонно смотрел вниз на меня, как бы подавая знак дружеского расположения.
Я сказал: «Души умерших знали, что вы чужие. Теперь другое дело. Они знают, что я свой и что сведения, полученные здесь, послужат для их прославления. Запомните мои слова. За все время, пока мы здесь, ни один камень не упадет с утеса». Мы нашли здесь очень много белой тапы и захватили с собой ее образцы, а также череп и несколько костей. Измерив череп толстотным циркулем, мы завернули его в лубяную ткань и с уважением покрыли обломками скал. Я плохой музеевед и поэтому не решился увезти полинезийские черепа с родины. Мне показалось — почудилось, если вам угодно, что если я сделаю это, то разрушу тесную связь, которая установилась между прошлым и мной.
После того как мы отошли в сторону и нам больше не грозила каменная лавина, я обратился к Стиву: «Ну, что я говорил
вами Упал ли хоть один камень?» Стив взглянул на меня, и в глазах его мелькнуло уважение:
«Вы были правы».
На прощание я с благодарностью помахал утесу рукой, и мне показалось, что он улыбается мне. Утес понял меня.
Белый король и Черный король были погребены в пещере после того, как их тела вьюушило солнце, под лучи которого они были подставлены на деревянных похоронных носилках. Эта форма наземного погребения была распространена на вулканических островах, таких, как Маркизские и острова Общества.
Однако наряду с этим на Мангареве сохранился обычай погребения в море. У каждого племени было свое место, куда с погребального плота опускали в воду покойника, завернутого в темную ткань, с тяжелым камнем, привязанным к ногам женщины собирались поблизости на середине горного хребта и оглашали воздух причитаниями, пока тело погружалось к месту своего вечного успокоения.

ПРИМЕЧАНИЕ: Способы погребения у полинезийцев были довольно разнообразны, з зависимости не только от местных обычаев, но и от социального положения умершего: в этом отчетлива сказывался кастовый строй старой Полинезии. Тела умерших вождей и людей из высших сословий хоронили с особыми сложными обрядами, и обычно самый способ погребения был иным. Наиболее распространенными способами погребения в Полинезии были: зарывание в землю (в вытянутом или сидячем положении), водяное погребение и бальзамирование с положением в склеп. Воздушное погребение, широко распространенное у более отсталых народов, встречалось редко, кремация — еще реже. Местами было распространено пещерное погребение. Так, например, простое зарывание в землю применялось к телам рядовых обшинников на островах Танга, Самоа, Таити и др. На Самоа трупы иногда оставляли на подмостках в лесу, а после сгнивания кости зарывали. Водяное погребение (опускание трупов в море) практиковалось на острове Ниуе и, как один из наименее почетных способов, на Новой Зеландии; на Гавайях так поступали с телами рыбаков; разновидностью того же способа было отправление тела умершего на лодке а море (Самоа). Обычай водяного пагребения, видимо, возник в эпоху великих переселений и был связан с воспоминанием о стране предков. Покойника как бы отправляли на его прародину. На Маркизских островах тела простых общинников прятали в пещерах или на деревьях; на Гавайях их хоронили в пещерах или в жилом доме. Тела вождей на Маркизских островах бальзамирозали и погребали в особых усыпальницах. Так же поступали на Самоа, Тонга и Таити. На Мангареве вождей погребали а священных марае, на Гавайях — в особых тайниках, в пещерах или в святилищах. В настоящее время все эти разнообразные способы погребения умерших вышли из обычая и заменены европейским способом зарывания в землю.

Такое погребение описывается в народной сказке о Тонге.
После многих приключений в подземном мире Тонга вернулся в надземный мир и, став рыбаком, начал заниматься ловлей рыб в открытом маре. У него была любимая дочь, которую он назвал Царевна, сплетающая прекрасные вещи. Она сопровождала его в одном из его плаваний и серьезно заболела. Тонга повернул свою ладью к берегу, но сильный шторм помешал ему причалить. Дочь Тонги умерла и была погребена в море. В порыве горя Тонга сложил погребальную песнь с повторяющимся припевом:
Я опустил тебя в пучину». Последний стих звучит так:

Рыбак открытых морей,
Я был застигнут бурей далеко от берега,
А расстояние было слишком велико,

Чтобы боги родины услышали меня.

И вот твое тело, моя дорогая,

Для общественного строя Мангаревы характерно, что наследственная аристократия (того'ити) владела обрабатываемой землей, на которой трудились общинники ('уруману). Во время многочисленных войн у побежденных отнимали земли, которые делились между предводителями победивших.
Доблестные воины, не принадлежавшие к роду вождей, получали участки земли в награду за свою службу и образовывали богатый средний класс, так называемый «пакаора». Обычной пищей были заготовлявшиеся впрок плоды хлебного дерева и рыба. В так называемые «королевские ямы» обычно складывались не только плоды хлебного дерева, выращиваемые в королевских владениях, но и часть плодов, собираемых на землях знати и средних классов. Ямы эти служили хранилищем. Из них черпали запасы в случае торжеств, которыми отмечались религиозные обряды, похороны и события общественного значения. Некоторые из этих празднеств были весьма пышными и продолжались от трех до пяти дней. Жрецы («таура») руководили религиозными церемониями с помощью «ропгоронго», певцов из аристократических родов, знатоков древней истории. Песнопения ронгоронго сопровождались ударами в барабаны из полых древесных стволов с мембраной нз кожи акулы. Кроме того, выступали группы обученных певцов под руководством «поу-капа». Они исполняли «капа» и другие песни, носящие специальные названия, соответствующие теме произведения. Искусные плотника («таура ракау») тоже принимали видное участие в празднествах, для которых нужно было подготовить помещения, помосты и столы. Жрецы, певцы, певицы и ремесленники вознаграждались за свой труд порцией заготовленных впрок плодов хлебного дерева, завернутых в листья. На более торжественных празднествах пища из королевской «житницы» распределялась между всеми жителями.
Даже грудные младенцы и неродившиеся дети получали свою долю в виде добавочной порции матерям и беременным женщинам.
Многие песни капа сохранились и до наших дней, так как местные жители и сейчас любят их слушать и исполнять. Одна из этих песен напоминает «Семь возрастов человека» Шекспира.
В этой песне старик вспоминает различные периоды жизни, прожитые им с женой. Последняя строфа гласит:

Мы вдвоем,о любимая,
Когда наши мутные глаза видят лишь туманное небо.

И зрение уже не позваляет нам различить его сияние,

О, куда же божество ведет нас?

Мангаревцы были покрыты татуировкой с головы до лодыжек. У членов королевской семьи татуировка была даже на ступнях, а у наиболее отличившихся воинов широкая полоса татуировки проходила от уха до уха через переносицу. Сплошная татуировка на теле и лице указывает на родство с Маркизскими островами, откуда заимствована значительная часть мангаревской культуры; съедобные растения тоже были, очевидно, завезены сюда путешественниками, приплывшими с Хивы. Из трех пород домашних животных, разводимых в Полинезии, — свиней, собак и кур — на Мангареве распространились только свиньи, но и они все вымерли во время господства плебейских королей. Если мы предположим, что животные, точно так же, как и съедобные растения и бумажная шелковица, завезены на Мангареву с Маркизских островов, то отсутствие собак находит себе объяснение, так как их не было и на Маркизских островах. Странно, что на Мангареве нет домашней птицы, которая завезена даже на отдаленный остров Пасхи. Морская птица «карако» выполняет здесь обязанности петуха, возвещая по утрам рассвет.
История Мангаревы, вероятно, лучше, чем история какого-либо другого острова, иллюстрирует побудительные причины, которые толкали полинезийцев к далеким исследовательским путешествиям; она показывает также и тот неустрашимый дух, которым были проникнуты участники этих предприятий. Главной причиной переселения была проигранная война. После битвы победители охотились за побежденными, как за дичью, и съедали их. Шанс на жизнь в открытом море побежденные предпочитали почти верной смерти на берегу. Иногда побежденное племя оставалось жить благодаря защите могущественных родственников в стане победителей; тем не менее оно было обречено на позор и рабство. Ни одна семья, сохранившая чувство собственного достоинства, не могла согласиться на такой позор. С течением времени переселение стало рассматриваться как средство сохранить свою честь.
В мангаревском языке существуют два термина, обозначающие два вида переселений. Слово «теи» (нагонять) указывает, что побежденные должны были немедленно бежать на плоту или на любой другой посудине, которую им удавалось достать, потому что победители не давали им времени для приготовления к бегству. Изгнанный король Те Манги-ту-таваке был вынужден уехать на наскоро сколоченном плоту, так как неумолимый враг гнался за ним по пятам. Король из простонародья Теити-а-туоу, очевидно, сожалея о действиях своих приверженцев, разрешил члену королевского рода по имени Те Ма-хакахема приготовиться к отъезду как подобает. Такое переселение носило название «туку» (разрешение уйти) и соответствовало старому европейскому обычаю, разрешавшему гарнизону крепости уходить, сохраняя воинскую честь. Те Ма-хакахема снарядил двойную ладью на острове Акамару, взял с собой запасы продовольствия и собрал свою семью и приверженцев для путешествия. Король плебей полюбил жену одного из уезжавших вождей. Он просил
ее бросить мужа и стать его женой, на это последовал презрительный ответ: «Я скорее умру в открытом море с моим мужем, в жилах которого течет кровь вождей, чем соглашусь жить в благополучии с простолюдином». Этот ответ так подействовал на Теити-а-туоу, что он разрешил жене беспрепятственно уехать с мужем. И простые люди знали, что такое честь. День отъезда был возвещен, и победители, включая народного короля, собрались у Акамару посмотреть на отплытие. Вся команда и пассажиры были одеты в лучшие одежды из лубяной материи, украшены драгоценностями и венками из цветов и ароматных листьев. Длинные ленты «марокура» развевались на мачте ладьи. Барабаны на корабле отбивали такт песен и танцев уезжавших изгнанников; так, храня веселье на лице и отвагу в сердце, команда отчалила, чтобы «плыть по течению с отливом и попутным ветром».
Судно в конце концов пристало к атоллу Хао, где Те Ма-ха-кахема поселился и стал жить в мире и почете. Уже долго спустя после прихода европейцев его потомки вновь посетили свою родную Мангареву, и там стало известно о благополучном окончании плавания.
Когда капитан Бичи посетил Мангареву в 1824 г., он увидел, что там пользовались только плотами; отсутствие ладей привело к созданию разных теорий об упадке мангаревской культуры. Многие европейские ученые приняли на веру, что мангаревцы якобы совершали свои дальние морские путешествия на плотах, хотя местные исторические предания и рукопись Лаваля ясно свидетельствуют о том, что жители этого острова совершали путешествия за пределы архипелага на двойных лодках, как и другие полинезийцы. Однако в пределах своей островной группы они применяли плоты как для транспорта, так и для рыболовства.
Плоты вполне удобны для этих целей, их было легко построить. Только вожди владели двойными лодками, так как они могли приказать привезти лес из своих владений и нанять искус ных ремесленников. В древних войнах, которые велись между соседними островами, на двойных ладьях перевозились также воины. Беременные дочери вождей плавали на двойных лодках на различные острова, чтобы проделать там церемонию срезания локона в храмах бога Ту. Последние двойные лодки были уничтожены в начале XIX в. во время войны между Матаира и Те Ма-теоа, дедом последнего короля Те Ма-путеоа. Те Ма-теоа, добившись верховной власти, запретил строить какие-либо новые лодки, так как строительство двойной ладьи считалось подготовкой к войне. С тех пор прекратилось пользование лодками для войны или дальних путешествий, а переезды между островами внутри архипелага и рыболовство стали совершать на плотах.
Строительством плотов, вероятно, объясняется большое количество каменных топоров, найденных на Мангареве. Края топоров заострены с обеих сторон, в противоположность теслам, заостренным только с одной стороны, и представляют собой уникальную местную особенность. Спустя многие годы под влиянием массового переселения с Таити и Туамоту началась постройка рыбацких лодок по таитянскому образцу, и пользоваться плотами перестали.
По преданию, когда Тупоу-эрики был окончательно разбит Апе-ити, он попросил разрешения уехать с оставшимися в живых приверженцами. По какой-то причине они уехали на 7 плотах; один из вождей, у которого была двойная лодка, задержался на острове со своей матерью и приверженцами. Он все откладывал свой отъезд, и его мать встревожилась, что он может поплатиться честью, не отплыв в открытое море. Она сложила песнь об изгнанном короле и стала печально причитать:

О Тупоу, мой король!
Волны ревут за внешним рифом,
И свирепые ветры вторят им.
Они плачут н стонут о тебе,
О Тупоу, мой кароль!
Ты ищешь открытого моря
На своих семи плотах,
О Тупоу, мой король,
Но двойная ладья моего сына медлит.

Что будет он делать,
О Тупоу, мой король?

Услышав песнь, сын, пристыженный словами матери, быстро снарядил судно, поднял парус и с бодро развевающимся вымпелом поплыл следом за своим королем Тупоу навстречу смерти.

ПРОДОЛЖЕНИЕ (Часть 3)