GEOGRAFIA.ru

ГЕОГРАФИЯ.ру

Страноведческая журналистика

Главная страница     Личный опыт путешествий по странам

«ОБНАЖЕННЫЕ БАОБАБЫ»,   Александр Мацкевич

 

Сенегал, Мали

    Дженне

    Самолет быстро снижается в кромешной тьме. “Как же он его посадит, в темноте-то?”. Легкий толчок, и – я в Бамако, столице западно-африканской страны Мали, одной из пяти самых бедных стран в мире. Тут не до лампочек на посадочной полосе. Было бы что поесть.

    А на утро – долгая дорога по совершенно великолепному шоссе, даже по американским стандартам, и кстати совершенно пустому, мимо огромных обнажённых баобабов и маленьких деревушек с глиняными мазанками. Раз уж мы коснулись обнажённых баобабов, то причина их обнажённости – климат Мали. Пустыня. Сезон дождей закончился. Яркое солнце. Ни единого облачка. Баобаб, как медведь, погружается в спячку, сбросив все свои листья, и таким образом сократив до абсолютного минимума свои потребности в воде. Вот когда начнется дождливый сезон и все реки выйдут из берегов, затопив всё вокруг, вот тогда каждый гигантский баобаб предстанет во всей своей красе. Хотя для меня любой баобаб очень красивый. Я к ним неравнодушен. И, наверное, не объективен.
Дорога уткнулась в узенькую речку без моста, по которой взад-вперед шастает маленький паром, на котором используются сразу два типа энергии. Во-первых, бензин или дизельное топливо, приводящее в движение двигатель, часто, но не всегда. А во-вторых, два пожилых, а один, так совсем пожилой, с шестами в руках, пихающие этот паром через речку, как венецианские гондольеры. Только на этом пароме-гондоле народу намного больше, да все с мешками, или хотя бы с козами, или уж на крайний случай, с детьми. Да еще и меня сюда принесло, а со мной и легковую машину, и водителя, и гида. Так что, в отличие от своих венецианских коллег, никакого “О соле мия”.
В этот вечер парому предстояло работать допоздна, хотя всё это – ничто по сравнению с тем, что будет завтра утром, в понедельник, ибо на другой стороне речки - небольшой городок Дженне, где каждый понедельник – базар, и не просто базар, а самый знаменитый базар во всей Западной Африке. Может быть он и не поражал бы воображение туристов, не манил бы к себе через тысячи миль, если бы он был просто очень большой, и продавалось бы там много мисок и невероятно красочных и ярких тканей. В конце концов, чуть больше, чуть меньше. Самое поразительное на этом базаре не размеры и краски, а то, что расположился он на большой площади перед совершенно невероятной по своим размерам и архитектуре глиняной мечетью. Да, глиняной!

    Каждый год по окончании сезона дождей все жители города собираются здесь и чинят размытую мечеть, которая к тому времени оказывается в аварийном состоянии. Для удобства “строителей-добровольцев”, из всех стен мечети, и даже из ее башен горизонтально торчат деревянные сваи, выполняющие роль ступенек.

    Я сейчас описываю “Великую Мечеть”, построенную в типичном западно-африканском стиле, и ловлю себя на мысли, что если вы не увидите хотя бы фотографию этой мечети, или других зданий в этом стиле, то все равно не сможете себе этого представить, настолько этот стиль необычен. Несколько лет назад я сидел у себя дома на диване и занимался любимым делом – рассматриванием очередного журнала туристического агентства. Раньше я их листал и искал что-нибудь интересное, где я еще не был. В последнее время я смотрю эти журналы с не меньшим удовольствием, но увы – “белых пятен” для меня почти не осталось. И вдруг – фотография невероятной мечети в Дженне, а перед ней – невероятный базар. А под фотографией надпись – “даже для опытнейшего путешественника эта поездка явлается серьёзным испытанием”. И настолько это увлекло моё воображение, что… короче говоря, вот – мечеть, вот – базар, и вот – я. Остановись мгновение!

    Мопти

    Мопти – это западно-африканский портовый город во всей его красе. Здесь и узкие улицы, забитые людьми, и базары, и глиняные мечети в том же стиле, что и в Дженне, хотя не такие большие и не такие красивые, есть здесь и гостиницы, и банки, и рестораны, но всё это на заднем плане. А на переднем – река Нигер, широкая, красивая, со множеством каноэ и двухэтажных пирог, на которых со всей страны в порт, а из порта снова по всей стране доставляют всевозможные товары, еду, соль из пустыни Сахара, животных на продажу. Нигер – это самая важная артерия страны, а Мопти – главный порт Нигера.

    Когда вы сидите в баре для иностранцев на холме над портом, картина кипящей под вами жизни просто неописуема. Как и в прошлые столетия, к причалившим пирогам бегут женщины в ярких одеждах, мужчины-разгрузчики снимают тюки и мешки, передают их женщинам, те легко ставят их на головы, и даже не придерживая их рукой легко ускользают, в то время как на их место уже встают другие женщины. На соседней пироге крепкие мужчины осторожно, почти что нежно, опускают с верхнего этажа стадо овец, одну за другой, которых так же нежно подхватывают мужчины снизу, ставят на лодку и аккуратно доставляют на берег. Не подумайте, что тут так уж любят этих овец. Просто эти овцы – большое состояние в бедной стране, и поломать случайно ножку у овечки, это почти как для американца наехать по пьяной лавочке на фонарный столб на своем единственном Роллс Ройсе.

    Вечером я попал на футбол. Да ещё какой футбол! Это был матч Мали – Нигерия за третье место в чемпионате Африки. Вначале зрелище было печальное. Играли плохо, каждую минуту кого-то травмировали. Потом разыгрались. Малийцы явно играли лучше, сидели на воротах Нигерии, но свой первый и единственный удар по воротам противника сделали только за минуту до конца матча, попав в верхнюю перекладину. А нигерийцы за всю игру провели лишь одну контратаку и… выиграли 1:0. Пятнадцать тысяч малийцев активно, но как-то по доброму, болели за своих. Среди зрителей было много женщин, каждая третья кормила грудью своего ребёнка, периодически вынимая то одну большую сисю, то другую. По окончании игры все очень организованно и спокойно покидали стадион, а я побежал в телефонную будку звонить маме. Через десять минут вспомнил, что оставил в будке свою бутылку с минеральной водой – большую ценность для африканцев. Решил вернуться исключительно ради интереса. Неужели никому из тысяч проходящих мимо африканцев не придет в голову забрать забытую бутылку? Ещё через десять минут я шёл по Мопти с… бутылкой в руках. Странные они, эти малийцы! И очень честные!

    Тимбукту

    Где-то в России есть город Тьмутаракань. Я еще никогда не встречал никого из Тьмутаракани, но даже не очень образованный русский человек, слабо разбирающийся в Российской географии, и никогда не слыхавший о крупных городах России, знает о существовании Тьмутаракани, ибо этот город является в русском языке символом чего-то даже не далекого, а недостижимого. Для всего остального мира, к позору своему даже и не подозревающего о том, что есть такой славный город на Руси, знамя Тьмутаракани гордо несет не менее славный город Тимбукту. Когда-то, в 14 веке, это была столица огромного, процветающего и мощного государства – Империи Мали. Благодаря своему расположению на краю великой пустыни Сахары, и являясь фактически первым населенным пунктом на пути многочисленных караванов пересекающих Сахару, Тимбукту был центром торговли, исламской культуры и религии. А затем в водах Атлантического океана появились первые корабли европейцев, были установлены новые торговые пути, теперь уже через океан, всё меньше караванов заходили в Тимбукту, всё меньше денег и драгоценностей оседало в сундуках его правителей. Тимбукту стал символом чего-то далекого и заброшенного, а выражение “Дорога в Тимбукту” означает дорогу в никуда, на край света, в место, за которым уже никаких дорог больше нет. В Тимбукту не осталось никаких старых зданий, ведь всё было построено из глины. Ничего не напоминает о его былом величии, и тем не менее каждый редкий турист, которого когда-нибудь занесет в Мали, обязательно старается попасть хоть на денек в Тимбукту, просто чтобы потом говорить себе всю жизнь “Я был в Тимбукту!”.

    Стоит ли удивляться, что рано утром я шел по асфальтовой дорожке крошечного аэропорта Мопти к крошечному самолетику, который должен был унести меня в Тимбукту. С одной стороны, дух захватывало от мысли, что через час я буду в легендарном городе. С другой – я смотрел на этот самолетик. Рядом со мной шли два белых пилота. За несколько дней в Африке я отвык от странного вида странных людей со странной кожей. Зеркал в Африке не много, и я даже не замечал, что у меня кожа тоже была какая-то болезненно-розово-желтая, не нормальная, как у всех вокруг, не черная. Я приблизился к пилотам, чтобы высказать мое почтение, и вдруг…

    Николай и Андрей работали на Аэрофлоте, работы дома, в Рязани, не найти, вот и подписали они контракт и поехали на заработки в Африку. Андрей еще совсем молодой, это его первый африканский контракт, а Николай уже провел здесь несколько лет, в разных странах Западной Африки. Платят неплохо, работа не нервная - нет никаких других самолетов в воздухе, никаких воздушных коридоров и авиадиспетчеров. А по окончании контракта, можно вернуться в Рязань и наконец-то купить для семьи квартиру. Всё хорошо, но только тяжело без семьи, вдали от дома. И вдруг – родная речь!

    Кабину пилотов от “пассажирского салона” отделяла лишь занавеска, которая через несколько минут полета была отодвинута в сторону, я крепко обнял спинку кресла пилота, чтобы не вылететь в форточку в случае резкого толчка. Но толчков не было. Пилоты были великолепные, и я так и не понял, зачем на одной из дверей самолета было напечатано большими русскими буквами “ОТОРВИТЕ”. Что? Зачем? Где? У кого? После небольшого воздушного тура по пустыне Сахара, специально для меня, о чём остальные пассажиры даже и не подозревали, мы совершили отличную посадку в аэропорту Тимбукту, причем я не только не пристегнулся, но даже и не сел, а продолжал стоя обнимать кресло. Как это здорово смотреть на приближающуюся посадочную полосу, чувствуя себя почти что пилотом! Мы тепло попрощались, договорились встретиться вечером, они уехали в свою гостиницу, а я - смотеть город.

    Из аэропорта я прежде всего попал в старую глиняную мечеть, единственную, куда в Мали может войти не мусульманин. Я провел в ней минут 10, потом еще минут 10 - катаясь на машине по городу, и на этом тур Тимбукту закончился. И не удивительно. Собственно говоря, весь город состоит из одной главной улицы, посреди которой лежало стадо из 8 овец, и нескольких боковых улочек. Отпустив водителя, я отправился гулять в одиночку. Это оказалось труднее, чем я думал. Дело в том, что улицы Тимбукту покрыты не асфальтом, не бетоном, не булыжником, а … песком. Везде – песок. Это же ведь Сахара! Причем он настолько мелкий! Мельче муки. Как пыль. Только жёлтая. Через минуту в каждой из моих кроссовок было по фунту этого муко-пыле-песка, и каждый шаг давался тяжелее и тяжелее. Выход был простой, но по-видимому весьма необычный для “тимбуктинцев”. Иначе чего бы они все косились на меня, когда я шёл по центральной улице босиком? Подумаешь, центральная, пять минут ходьбы от конца до конца.
За мной пришел… верблюд. Я не люблю эксплуатировать животных, ездить на них, но в данном случае я понимал, что благодаря таким как я, его будут кормить в этой нищей стране, лелеять и беречь. Да и благодаря моему весу, а точнее его почти полному отсутствию, верблюд, наверное, даже и не догадался, что на нем кто-то сидел. Через час мы с верблюдом, а также его проводник из кочевого племени Туарег, а также мальчик-переводчик, добрались до поселения Туарег, которое состояло из нескольких больших шатров, расположенных на большом расстоянии друг от друга. Вокруг, куда ни глянь, пески, небольшие кустарники, и тишина с горячим ветром пополам.

   

    Я уселся на теплый песок перед шатром, в котором жила мать верблюжьего проводника. Для меня, как почетного гостя с долларами, был сразу приготовлен чай, подошли другие родственники-мужчины, уселись рядом. На подносе принесли три крошечных стеклянных стаканчика с традиционно-суперсладким чаем. Я взял один из стаканчиков. Пальцы сразу же приклеились к его липким и, наверное, никогда не мытым граням. Ха, не впервой! В Африке с гигиеной всегда катастрофа. Бог даст, пронесет. Так или иначе.

   

Выпив чаю (с трудом, ибо там было больше сахара, чем воды), я поставил его на поднос вместе с другими пустыми стаканчиками, поднос унесли, а через минуту принесли назад, заполнив стаканчики новой порцией сахарного чая. Или чайного сахара. Так, а какой из этих стаканчиков мой? Остальные мужчины быстро взяли по стаканчику, и я взял последний. Какая разница – мой или не мой? Можно подумать, что мой чище других. По традиции полагается выпить три стаканчика, но я умело отказался от последнего. Хозяйка не настаивала, тем более, что я всё равно уплатил за все три. А как же? Я же с долларами, а с такими, как я, законы гостеприимства слегка модифицированы.

    Проводник хотел меня закинуть назад на верблюда, чтобы везти назад в Тимбукту, но я наотрез отказался, ибо не хотел тащить верблюда целый час в одну сторону, а потом ему бедному назад целый час переться. Переводчик стал объяснять, что проводник может потерять работу, если “начальство” узнает, что он не выполнил все оплаченные функции, но я сказал, что натёр себе зад, а с этим уже не поспоришь. Не будут же они проверять!

    Мы шли по пескам Сахары. Солнце садилось за горизонт где-то в песках. Стало темнеть. Было так красиво.
В вестибюле моей гостиницы меня ждал очень приятный сюрприз – ужин вместе с Николаем и Андреем. После ужина пилоты ушли в свой отель, а я сидел на земле перед своей комнатой, пытаясь избавиться от песка в кроссовках, носках, брюках, рубашке, и всех остальных предметах одежды. Мне это явно не удалось, и по возвращении домой я свои кроссовки выбросил. Зато, если я доживу до старости, и из меня будет сыпаться песок, я буду точно знать его происхождение!

    На следующее утро я приехал в аэропорт за несколько минут до пилотов. Аэропорт – это, конечно, очень громко сказано, но чтобы попасть в эту комнату, надо подняться по ступенькам и пройти аж между колоннами. За одну из них я спрятался. Машина с пилотами остановилась в нескольких метрах от меня, и Николай с Андреем не спеша стали подниматься по ступенькам. И вдруг над славным Тимбукту и нескончаемыми песками Сахары впервые в истории прогрессивного человечества прогремел Советский Гимн в великолепном исполнении меня. Причем именно в советском варианте с Союзом Нерушимым. Новый вариант я ещё не выучил.

    Пока остальные пассажиры ждали в комнате, я на правах друга капитана пошел к самолету мешаться в ногах у Николая и Андрея, пока они его осматривали. А потом был великолепный полет с промежуточной посадкой в маленькой деревушке посреди пустыни. А потом мы фотографировались в кабине самолета, летя над Сахарой. А он летел сам по себе. Не по рельсам же! А потом, снова специально для меня - тур Мопти с высоты птичьего полета. Ну так опоздали с посадкой на пару минут. Как будто в Африке кто-то следит за расписанием. Что это – Швейцария? А потом – долгие обьятия на посадочной полосе перед самолетом. Когда еще Николай и Андрей снова услышат русскую речь?

    Страна Догон

    В самом начале 14-ого века племя Догон, пытаясь укрыться от других племен и от наступающего по всем фронтам Ислама, заняло небольшой горный массив Бандиагара, довольно необычный для очень “плоского” Мали. Так и называют теперь весь этот район – Страна Догон, хотя племя Догон пришло сюда лишь после того, как отсюда исчезло другое племя – Теллем. Ничего не известно о Теллем, за исключением легенд Догон, согласно которым были Теллем маленькие и краснокожие. А еще они могли летать. Ибо как еще смогли бы они попасть в свои домики, построенные на отвесных 100-метровых скалах? Домики эти сохранились и по сей день, волнуя воображение, и порождая всё новые догадки и теории.

    Догон тоже вначале жили на скалах, хотя в гораздо более доступных местах, а относительно недавно спустились вниз и сейчас живут в деревушках, в которых нет электричества, телефона, канализации и дорог. Догон в большинстве своем исповедуют свои древние религии, совершают обрезание как мальчиков, так и девочек, и жизнь их, наверное, мало отличается от той, какую их предки вели в каменном веке. Их базары исключительно красочны, благодаря невероятно ярким одеждам женщин, но продается там в основном еда и посуда, в которой эту еду едят. Транспорт между деревушками, расположенными в 5-10 километрах друг от друга, состоит либо из повозки, запряженной лошадью или мулом, либо из… ног. Будучи марафонцем и противником эксплуатации животных, я, насколько это возможно, пользовался, естественно, вторым вариантом, то есть своими ногами. Должен признать, что идти от одной деревушки к другой – это не меньшее удовольствие, чем гулять по самой деревушке.

    Попав в первую из них, я был сразу же окружен огромным количеством маленьких детишек, от годика (или даже меньше), до 6-7. Кто-то был в майке и трусиках, кто-то без майки, кто-то без трусиков. Я думаю, что они даже не подозревают о существовании такой вещи как игрушка. У большинства из них был “грязный нос”, что явно указывало на серьезную проблему с респираторными заболеваниями. Я думаю, что такими мелочами шаманы в Стране Догон даже и не занимаются. И детишек это тоже не волновало. Их гораздо больше волновал я – такой странный, с такой необычно болезненной кожей. И вот представьте себе эту картину – я медленно гуляю по исключительно интересной деревушке с узенькими и обязательно неровными улочками (ровная улочка, по их поверьям, приглашает несчастье). За каждый палец обеих рук меня держит ребеночек, и иногда даже начинается небольшая война за право держать этот палец. Одна маленькая девочка в течение, как минимум, пяти минут очень медленно и очень внимательно гладила мою руку чуть выше кисти, серьёзно изучая её, аккуратненько дергая меня за волосы. Я уверен, что дети видели белых туристов и раньше, но может быть никто из этих туристов не ходил вот так по их деревне, держа их за руки. Когда мы дошли до того места, где я начал свой поход, и пришло время мне расставаться с моими ребятишками и идти в следующую деревню, я построил их по росту и стал раздавать им конфетки. Для них это был огромный праздник, дети тянули руки, плотно прижавшись к тому, кто стоял перед ними, чтобы получить свою драгоценную конфетку поскорее, но никто не пытался отнять её у малышей, получавших конфетку первыми, никто не выталкивал никого из очереди. Получив подарок, они, с глазами полными счастья и благодарности, говорили мне “Мерси, месье” (почти вся Западная Африка говорит по-французски, помимо местных языков), и убегали. Я остался один. Почти один, так как вдруг ко мне подошла девочка лет пяти и стеснительно протянула свою ручку и дала мне… конфетку. Другой ручкой она указала на землю сзади меня, где я эту конфетку случайно уронил. Ей даже не пришло в голову положить конфетку в карман и продлить свой праздник ещё на несколько минут. Я смотрел на эту девочку и думал о том, что она, как и другие дети в этой деревушке, в Стране Догон, в Западной Африке, никогда не достигнет академических высот, может быть даже не научится читать, но не многие дети в мире смогут достичь её высот духа и порядочности.

    Несмотря на царившую здесь страшную нищету, я приходил в очередную деревушку, ставил свой рюкзак у большого дерева и шёл гулять. Когда я приходил назад через час-другой, вокруг моего рюкзака неизменно сидели взрослые и дети, с интересом рассматривая его. Ну а с моим появлением, и меня. Ко мне подходили, здоровались, жали руку, но никто никогда не прикасался к рюкзаку. Однажды один мальчик лет пятнадцати взял меня за руку и долго водил по своей деревне. Он отвел меня к своей маме, потом к тёте, потом ко второй жене своего папы (многоженство в Западной Африке разрешено), потом к соседу, которому недавно стукнуло 103 года, потом полез со мной на скалу заглянуть в заброшенные домики Догон. Он не говорил ни слова по-английски, но когда есть желание общаться, языковой барьер рушится моментально. Он не просил денег, он просто хотел пригласить меня на часок в свою жизнь.

    Свою первую ночь в Стране Догон я провёл в самом шикарном отеле, который там был. Отелем назывался большой двор, заставленный кроватями, штук 30, наверное. “Кроватью” была грубо сколоченная деревянная рама, а внутри нее было много ветвей деревьев, связанных паралельно друг другу. Естественно, ветви эти были разной толщины, неровные, с сучками. Для большего комфорта, мне на них положили простынку! Ночью температура резко, очень резко упала, так что когда в предрассветной кромешной тьме вокруг меня начали блеять и стонать петухи и ослы, меня такие мелочи уже совершенно не беспокоили.

    Вторую ночь я провёл в очень живописной деревушке на вершине скалы. Она находится на расстоянии как минимум 10 километров от ближайших населенных пунктов, и меня и еще троих посадили в повозку, запряженную старой лошадью. Может быть она была не старая, может быть у нее просто было плохое настроение, но шла она очень медленно и грустно. Конечно же, я сразу соскочил с повозки и всю дорогу шёл перед ней, умоляя её идти чуть быстрее, чтобы избежать хлестков её юного хозяина, опасливо косящегося на меня после каждого “незаметного” удара.

    На этот раз я спал в глиняной хижине, на матрасе, валявшемся на земле. Матрас этот никто никогда не чистил, был он покрыт толстенным слоем пыли, но хотя бы было не так холодно, а с моим свитером под головой было даже комфортабельно, и лицо не касалось матраса, так что - всё в порядке!
Рядом с моей хижиной какой-то местный умелец разложил свои деревянные фигурки и маски с надеждой заинтересовать случайного туриста. Когда стемнело, он ушёл спать, оставив всё своё искусство на улице. Опять же, ему не пришло в голову, что у туристов могут быть другие понятия о священном праве на собственность. Когда я зашёл в хижину и зажёг свой фонарик, я заметил в углу около моего матраса деревянную фигурку. Скорее всего какой-нибудь турист, который спал здесь до меня, купил её и забыл взять с собой. Отлично, подумал я, фигурка теперь моя. И лёг спать. Закрыл глаза и – увидел девочку, протягивающую мне конфетку, которую я уронил. На следующее утро я проснулся, закинул рюкзак на плечи и пошёл в следующую деревню. Но перед этим я взял фигурку, с которой провёл предыдущую ночь, вынес её на улицу и поставил рядом с другими фигурками и масками.

    Бобо Диулассо

    Интересно оказаться в стране, о которой никто никогда не слышал. Ну ладно, пускай не “никто”, но у подавляющего большинства людей, которым я говорил, что собираюсь ехать в Буркина Фасо, реакция была одинаковая. Смесь удивления, непонимания и сомнения в моем психическом здоровьи. И вот – очередной важный чиновник в военной форме за покосившимся столом под деревом у дороги, очередной штамп в моём многострадальном толстенном паспорте без единой незаштампованной странички, и где-то вот тут уже начинается Буркина Фасо!

    Я читал о том, что в февраль – не лучший месяц для фотографов в Западной Африке, так как именно в это время года из Сахары дует дхарматтан – ветер с песком, который застилает небо и покрывает всё буро-серо-коричневым туманом. Я был приятно удивлён ярко синим небом Мали и ждал дхарматтан хоть на денёк, и этот день наступил по пути в Буркина Фасо, когда “в тумане” почти скрылись роскошные гигантские баобабы вдоль дороги, скрылось солнце, скрылись деревни, да периодически скрывалась и сама дорога! Но неизменно появлялась снова, и в результате привела меня в один из главных городов Буркина Фасо – Бобо Диулассо. Надо признать, что огромной разницы между Мали и Буркина Фасо нет. Вроде бы, Буркина Фасо чуток побогаче, хотя и входит вместе с Мали в пятерку беднейших государств мира. А ещё Буркина Фасо позеленее, ибо являясь южным соседом Мали, она (он, оно?) ближе к экватору и дальше от Сахары.

    В самом городе Бобо Диулассо есть три достопримечательности. Во-первых, большая глиняная покрашенная в белое мечеть. Когда я сказал её служителю, что был в мечетях Каира и Стамбула, Иерусалима и Аммана, он был так счастлив, что немедленно разрешил мне, неверному, но “почти верному”, войти и даже пригласил подняться на башню, с которой муэдзин призывает к молитве. Не исключено, что те три доллара, что я ему дал, тоже сыграли свою положительную роль в его мудром решении.

    Вторая достопримечательность Бобо Диулассо – его старый квартал с глиняными мазанками и секциями для кузнецов, пивоваров, музыкантов-сказителей и гончаров. Рядом протекает речка, куда сбрасывается весь мусор, остатки еды, включая ту, которую уже один раз съели, здесь же стирают, моются, но к африканской гигиене я уже привык. Третья достопримечательность это огромный базар, по типу советских. Есть центральная крытая или полу-крытая часть, а вокруг неё множество рядов со столиками, мини-магазинчиками. Когда покупателей немного, продавцы уходят спать или просто общаться с друзьями, оставив всё своё добро на столах, за которыми никто не следит. Не могу не упомянуть, что ночь я провёл в шикарном отеле с телевизором, кондиционером, и даже с сеткой вокруг кровати, так что в эту ночь в моей комнате комары остались голодными.

    Бобо Диулассо окружен множеством интереснейших деревень с избушками из красной глины с соломенными остроугольными крышами, там есть джунгли, речки, водопады, озёра со сказочными кувшинками, лилиями и …гигантскими бегемотами. Там даже есть небольшой “национальный парк” с узенькими вертикальными каменными скалами совершенно нередаваемой формы. Так что те два дня, что я провёл в Буркина Фасо, были отличные. По дороге назад в Мали водитель машины заблудился, и мы провели часа три медленно пробираясь через столбы нами же поднятой красно-оранжевой пыли, периодически выкапывая машину из песка, и понятия не имея, в ту сторону мы едем, или совсем в другую. Когда мы всё же выехали на шоссе, это было уже Мали, так что я теперь могу сказать, что пересек границу нелегально, сам того не подозревая. А еще я пришел к выводу, что довольно хорошо смотрюсь блондином. Через пару дней мне, наконец, удалось смыть всю эту красную пыль с волос, и из блондина я опять превратился в полуседого мужчину средних лет. А жаль…

    Дакар

    Самолет должен был вылететь из малийского Бамако в сенегальский Дакар в 11 вечера. И опоздал. Часов на семь. С хвостиком. К счастью, я уболтал пожилого и очень серьёзного пограничника-таможенника разрешить мне без “выездного штампа” в паспорте пройти на второй этаж аэропорта, где я очень удобно устроился на рваных креслах и… чуть не проспал вылет. Проснулся я, когда начало рассветать, и публика приготовилась к посадке в самолет. Я лично к ней, к этой посадке, был готов еще часов десять назад. Моё внимание привлекла одна очень необычная пара. Он был белый, смуглый, модно одетый, с длинными черными волосами. Она была чернокожая с абсолютно европейскими чертами лица, высокая, стройная, с морем эмоций на исключительно выразительном и привлекательном лице. Даже не столько красивом, сколько привлекательном.

    Я зашел в самолёт, уселся у окна и приготовился продолжить прерванный процесс сна, но в этот момент рядом со мной села та самая пара. Я почему-то спать тут же расхотел. Женщина села со мной рядом, а ее друг – у прохода. Он сразу же подхватил у меня “эстафетную палочку” и… уснул. А мы с ней проболтали весь полёт длиною в вечность. Нет, всего часа полтора. Она родилась в Эфиопии. Отсюда и свойственные эфиопам “европейские” черты лица. Её друг – из Франции. Она работает дизайнером. Он – хозяин ресторана. Живут они в… Ньй-Йорке. А еще она почти вегетарианка, страшно любит путешествовать, у неё нет детей, она не хочет детей, ей 40 лет, она чувствует себя на 16 и хочет радоваться жизни, и … короче говоря, чем больше мы с ней болтали, тем больше меня поражало, насколько у нас с ней было много общего, и насколько мне с ней приятно разговаривать. Вне сомнения - и ей тоже, так как её потрясающе выразительные глаза горели так ярко, и говоря со мной она постоянно касалась своей рукой моей руки, сама этого не замечая, как бы передавая мне прикосновением свои эмоции.

    Самолёт приземлился в Дакаре. Француз проснулся. Мы все пошли к выходу. Зная, что я путешествую один, и меня никто не встречает, в то время, как их ждут в аэропорту друзья, они предложили подвезти меня в центр города, а по дороге, естественно, и обменяться визитными карточками, чтобы, конечно же, встретиться в Нью-Йорке через пару недель, когда мы все снова будем дома. Они пошли взять багаж, а я, путешествуя всегда только с маленьким рюкзачком, стоял и ждал их у выхода из аэропорта. И вдруг я вспомнил одну историю из книги Александра Грина, которую я читал лет 30 назад, как минимум, поэтому могу безбожно переврать, но главное – идея. Вот эта история очень вкратце.

    К молодым Мужу и Жене на несколько дней приехал в гости Друг Мужа. Все были очень рады встрече. А потом Муж куда-то пошел ненадолго, за бутылкой вина, кажется. И вдруг Жена и Друг почувствовали такую любовь друг к другу, что, ну просто, как в сказке. Вернулся Муж, и они сели обедать. Во время обеда Жена и Друг не могли отвести глаз друг от друга, в то время как Муж ничего не замечал, и был страшно рад тому, что его Друг проведёт с ними несколько дней. После обеда Друг вдруг вспомнил, что забыл что-то в соседнем городе, и обещал вернуться к вечеру. Из соседнего города он прислал телеграмму, что неожиданно заболел кто-то из его родных, и он обязательно приедет к ним через неделю или две. Муж и Жена больше уже никогда Друга не видели, они жили счастливо и долго, состарились на одной подушке и умерли в один день.

    Вся эта романтическая история молниеносно пронеслась в моём мозгу, после чего я быстро вышел из аэропорта, вскочил в ближайшее такси, и не торгуясь, как полагается в Африке, понёсся в центр Дакара.

    Сенегал – сосед Мали, но между этими странами – века и континенты. Мали – страна очень бедная, там почти нет туристов, почти нет никаких индустрий, фабрик, заводов. Там не увидишь высоких зданий, зато подавляющее большинство женщин одеты в национальные африканские одежды. Порою кажется, что там остановилось время. А в Сенегале время не остановилось. Оно растерянно движется в разных направлениях! Когда-то именно здесь в Сенегале погружали на корабли несчастных чернокожих рабов и отправляли в совершенно нечеловеческих условиях в Европу, а позднее в Америку. И сенегальцы это помнят. Хорошо помнят.
У меня было чувство, что просыпаясь, они напоминают себе об этой трагедии, а затем несут её бремя через весь день, как их предки когда-то бережно несли огонь в пещеры, чтобы он не погас. Всё напоминает об эре рабства – сувениры из цепей, картины, фигурки рабов, музейные экспонаты, изображающие белых садистов, избивающих несчастных чёрных. И никого не волнует здесь истина, согласно которой подавляющее большинство чёрных рабов ловили и передавали белым другие чёрные, пытающиеся на этом хорошо заработать. Да и не белым их в основном продавали, а арабам, а уж те за огромные комиссионные спускали “товар” белым. И никого не волнует, что и по сей день, в 21-ом веке, в арабском мире существуют рабские рынки, куда можно придти сегодня и проверить зубы и другие интересующие места чернокожей рабыни в цепях, а может и в современных наручниках.

    Сенегал - страна не бедная, машин на улице множество, а вместе с машинами и кошмары цивилизации – дорожные пробки, воздух, которым невозможно дышать. Из машин орёт музыка в американо-ямайкском стиле. Я ехал на такси из одного города в другой, и в течение трех часов слушал “замечательную” песенку со словами: “Не сдавай свою битву, стой за свои права!”
Не успел я выйти из такси, приехав из аэропорта, как меня облепили дети, взрослые, пьяные женщины, требующие денег. Вдоль всех улиц сидят, стоят или просто бездельно гуляют бездомные. Среди них множество детей. Страной практически управляют марабу – исламские “святые”, стоящие во главе различных религиозных движений. Они провозгласили, что главное благо во имя Ислама это тяжёлая работа. На марабу. И их последователи тяжело работают. На полях и фермах “святых”. Марабу создают школы, в которых детей учат молиться и собирать милостыню. Вся милостыня идет… я думаю вы уже поняли. В результате дети подрастают, знаний – ноль, навыков, необходимых для работы – ноль, средств для содержания семьи – ноль. Вместе с тем, голосуют массы так, как им скажет марабу, и в результате огромные дотации государства идут этим же марабу в благодарность за выигранные выборы. Ну и авансом – на следующие.
Через два часа после моего приезда в Дакар, я почувствовал, что мне его уже хватит, сел на паром и отправился на остров Горе. Хотя произносится он с ударением на последний слог, но по-русски его можно было бы называть и с ударением на первый. Сам островок очень красивый, похожий на средиземноморский, но в Сенегале он является символом рабовладения. Согласно официальной версии, именно отсюда отправлялись на Запад и на Север миллионы рабов. Согласно честным историкам, это – неправда. Сюда не могли подойти большие корабли, здесь не было достаточно питьевой воды для более чем 300 человек в год, и отправка происходила из других мест, но они дальше от Дакара, и там на туристах много долларов не заработаешь, вот и решили сфальсифицировать историю.

    После потрясающе интересных деревушек Мали и Буркина Фасо, грязные бетонные блоки сенегальских деревень не вызывали ни малейшего желания там погулять, тем более, что вместо уже ставшего привычным в других странах Западной Африки приветствия “Сава?” (Как поживаете?), в Сенегале туриста неизменно приветствуют серьезным и настойчивым “Кадо!” (Подарок!, то есть Дай что-нибудь!). Я так и стал называть Сенегал – Сенекадо. Я всё время должен был напоминать себе, что я всё же в Африке, а не в безликой стране Третьего Мира с архитектурой “под Америку”, с одеждой, культурой, прическами “под Америку” (хотя надо прямо сказать, что не получилось у них пока “под Америку”).

    В часе езды от Дакара находится Розовое озеро, куда я отправился на такси. Оно действительно розовое из-за очень выского содержания солей. И на нем можно “сидеть” на поверхности, как на Мёртвом море, и не тонуть. Хотя, конечно, Мёртвое море это Мёртвое море! Зато вокруг этого озера были высокие песчаные дюны, и ни одного человека. То есть, никто не кричал “Кадо!”, и это уже было приятно.

    Я уже собирался возвращаться в Дакар, как вдруг встретил двухметрового туриста с громким самоуверенным голосом. Мы разговорились, и оказалось, что он из Германии, из Штуттгарта, где я недавно был. В разговоре мы подошли к его танку. Нет, конечно, это был не танк. Танки обычно немного поменьше. Я не буду детально описывать это сооружение на колёсах. Скажу лишь, что оно было обшито специальной бронёй и гигантскими решётками на окнах, имело внутри спальню, туалет, душ, и т.д., а также солнечную батарею, ветряную мельницу, устройство для определения месторасположения в любой точке света, благодаря постоянному контакту то ли с 11 спутниками, то ли с 14. Естественно, когда немецкий турист, которого звали Хорст, предложил мне поехать с ним в речную дельту Сине Салум, куда я всё равно собирался ехать на следующий день, то я моментально согласился, хотя бы ради того, чтобы посмотреть на лица сенегальцев, занимающихся своими делами, и вдруг, высоко подняв голову, замечающих нас на этом “танке”. Я думая, что у американцев, видевших всё на своем веку, глаза и выражения лиц были бы такими же. Я отпустил своего таксиста, высокого худого старика Мухтара в синей мусульманской мантии, и залез в “танк”.

    По дороге я узнал от своего нового приятеля, что он начал своё путешествие в Германии, проехал всю Европу, пол-Африки, включая пески Мавритании. Он с гордостью повторял, что на его “машине” можно путешествовать где угодно, она никогда нигде не увязнет, не сломается. Уже вечером, в темноте, мы доехали до отеля в Сине Салум, я пошёл в свою комнату, а он запарковал “танк” и улегся спать в нём. Утром, когда мы сидели на лодочке, наслаждаясь природой дельты, он немного смущённо признался, что не заметил, что почва под тем местом, где он запарковал “танк”, оказалась немного мягкая, и машина … увязла. Но это ничего, самоуверенно добавил Хорст. Его “танк” приспособлен ко всему, и после экскурсии он его легко вытащит.

    Не хочу утомлять вас деталями, а потому просто скажу, что к моему глубокому стыду, через несколько часов абсолютно безрезультатных попыток, я был вынужден оставить растерянного Хорста с его “танком” в грязи, из которой его колес было даже не видно. Вечером я должен был быть в Дакаре, а на следующий день улетать домой. Да и пользы от меня было мало. Хозяин гостиницы уже позвал всех жителей городка выкапывать “танк”, а остальное было делом техники, точнее времени и денег. Ни с тем ни с другим у Хорста проблем не было. Но мне было всё равно стыдно бросать его с таким растерянным видом.

    Я возвращался в Дакар, на сердце скребли кошки. Да еще и было немного жалко моих марафонских часов, которые я случайно оставил на озере в такси старика Мухтара. Дело даже не в том, что они были дорогие и имели кучу нужных и ненужных функций. Просто я в них 10 Марафонов пробежал, а я человек сентиментальный.

    Через 3 или 4 часа, наслушавшись песню “Не сдавай свою битву, стой за свои права!”, я оказался снова в загазованном вечернем Дакаре перед своим отелем. И не поверил своим глазам. Счастливо улыбаясь, ко мне бежал старик Мухтар, высоко поднимая над головой мои часы, чтобы я их как можно скорее увидел.

    Я думал об Африке - её прошлом. Её будущем. Я думал о девочке, которая принесла мне конфетку в Стране Догон. О малийцах, неизменно пожимающих мне руку, где бы я ни был, и как бы пытавшихся вложить всё своё тепло в это рукопожатие. О детях Буркина Фасо, стоявших вдоль дороги, и увидев меня в машине, весело и дружелюбно кричавших “Тубабу, Тубабу”, что означает “Белый человек”. О жителях Дакара, пожимающих мне руку и не разжимающих её пока я не дам им денег, а когда я вежливо отказывался, кричащих мне, что я расист. О добром старике Мухтаре.
Что будет с Африкой через 10 лет? Через 100? Где будут работать, как будут жить все сегодняшние дети, которые умеют только читать Коран?
На центральном проспекте Дакара было перекрыто движение. В этот вечер там срубали все до одного роскошные вековые деревья, и улица стала голой и некрасивой, а поперёк, от одной стороны до другой, лежали зеленые гиганты, всё ещё полные жизни. Мне казалось, что рубили не деревья, а прошлое, не собираясь сажать ничего на его место.

    Верный Мухтар на своём древнем тарантасике с разбитым ветровым стеклом медленно вёз меня в аэропорт по совершенно тёмным улицам и по шоссе, на котором в ту ночь свет так и не включили.

АЛЕКСАНДР МАЦКЕВИЧ (США). 2002 год